Папа начал кричать и показывать блюдце, которое он нашёл за занавеской на подоконнике кухонного окна. Мама хотела что-то объяснить про свою подругу, но Папа закричал, что женщины Беломор-Канал не курят. Он вскинул на себя свой овчинный полушубок, схватился за дверную ручку и вскрикнул напоследок: —«А ведь клялась, что даже срать не сядешь с ним на одном гектаре!»
Дверь бешено хлопнула, Мама прошла на кухню, а потом через площадку к своей новой подруге из бывших комнат Зиминых.
Я одел пальто и валенки, и снова пошёл на каток. По пути я встретил сестру-брата, которые оттуда возвращались, но ничего им не сказал про то, что там случилось.
На катке я пропадал до полной темноты. На игры не тянуло, но и домой идти я не хотел, а просто болтался без всякой цели или сидел возле печки в раздевалке. Потом Наташа подошла ко мне на совсем уже безлюдном катке. Она сказала, что Мама и брат ждут меня на дороге, и что дома Папа повалил Ёлку на пол, а Саньку пнул, и теперь мы идём ночевать у каких-то знакомых.
Под светом одиноких фонарей над пустой дорогой, мы вчетвером пошли в пятиэтажное здание, где Мама постучала в Дверь на первом этаже. Там жила семья какого-то офицера с двумя детьми. Мальчика я знал, но его сестра была из слишком старшего класса.
Мама начала раздавать нам бутерброды, которые она принесла с собой, но есть мне не хотелось. Она легла спать с моими сестрой-братом на раскладном диване, а мне постелили на полу, рядом с книжным шкафом. Через его стеклянную дверь я увидел книгу Луи Буссенара Капитан Сорви-Голова и попросил разрешения почитать её не раз уж читанные строки, пока свет из кухни доходил до ковра…
Утром мы ушли и пересекли Двор к одному из угловых зданий. Я знал, что это общежитие для офицеров. Но никогда ещё не заходил туда. В длинном коридоре на втором этаже Мама сказала нам подождать, потому что ей надо поговорить с дядей (она назвала имя, но я его напрочь не помню).
Втроём, мы ждали совершенно молча на площадке, пока через какое-то время не появилась в коридоре Мама и повела нас домой. Она открыла дверь своим ключом. Из прихожей, через распахнутую дверь в комнату родителей виднелась Ёлка лёжа на боку у двери на балкон, на ковре вокруг валялись россыпью осколки её украшений. Они не блестели.
Дверь шкафа стояла настежь, перед ним грудилась мягкая куча из Маминых платьев, все до единого разодраны от верха дóнизу… Мама негромко всхлипнула уже знакомыми слезами…
Папа не приходил домой целую неделю, потом Наташа сказала, что он к нам возвращается. Так это и случилось на следующий день. И мы стали жить дальше опять…
~ ~ ~
Перед началом школы я нашёл газетный свёрток у себя в портфеле. Несъеденный бутерброд валялся в нём все каникулы. Ветчина испортилась и провоняла весь портфель. Мама вымыла его изнутри с мылом и запах уменьшился, но не до конца…
В школе объявили сбор макулатуры и после уроков пионеры нашего класса, группами по трое-четверо, заходили в дома квартала, стучали в двери квартир и спрашивали нет ли макулатуры. Иногда нам давали целые кипы старых газет и журналов, но я так и не пошёл в угловое здание с общежитием офицеров. Вместо этого я предложил сходить в Библиотеку Части и там нам дали несколько стопок списанных книг. Некоторые совсем изношенные и подранные, а другие вполне свежие, как, например, Последний из Могикан Фенимора Купера с красивыми гравюрами, где только не хватало нескольких страниц в самом конце, но мне всё равно никогда не нравилось, что Ункас там гибнет.
Однажды вечером, когда мы играли в прятки в снежных тоннелях вдоль бортика катка, один старшеклассник начал доказывать, будто он сможет поднять пять человек сразу и очень даже запросто, одной рукой. Это казалось настолько невозможным, что я поспорил с ним. Он только предупредил, что пятеро должны лежать плотной группой, чтобы удобней поднимать.
Поэтому он и я, как поспорившие, и ещё несколько мальчиков прошли к Бугорку, куда не доходил фонарный свет катка, зато имелось ровное место. Я лёг на спину в снег и, как он объяснял, вытянул ноги и руки, чтобы четыре мальчика легли на них—по мальчику на конечность—всех вместе пять человек.
Только он даже и не попытался нас поднять – я почувствовал как чужие пальцы расстёгивают на мне штаны и лезут в трусы, но сбросить четверых мальчиков мне было не под силу и я только орал не помню что.
Потом я вдруг почувствовал, что освободился, потому что они убежали. Я застегнул штаны и пошёл домой, злясь на самого себя, что так запросто купился на дурацкую шутку. Опять ходил на клотик с чайником…