в) свихнутые, они же тронутые, они же чокнутые, они же шизики и т. п., и т. д.;
г) полудурки, они же полуцвéты, они же с прибабахом, и т. п., и т. д.;
д) «совсем тогó», они же «безвозвратно свободные», они же
«невозвращенцы» и т. п., и т. д.
Для начала, нужно чётко осознать размытость и подвижность границ между вышеизложенными категориями – некоторых медбратьев от некоторых категорий отделяет лишь цвет униформы.
Во-вторых (и это важно!), пробным камнем, позволяющим проводить разграничения, является возможность утилизации данного индивидуума в интересах текущей общественной формации, которая и создаёт Площадки.
Такая формация необходимо должна быть текущей.
Теперь по порядку.
Страдающих «сдвигом по фазе» от нормальных отличает их неумение всегда и во всём быть таким же, как все. Поэтому для всех, кто как все, они – «малость тогó».
Дон-Кихот, у которого «не все дома», великолепно вписался бы в ряды нормальных в предыдущей до него формации; там бы он был как все.
Чокнутые, эти непостижимые гении, изобретают теорию вероятности, или пишут роман «Поминки по Финнигану», а потом нормальным приходится прикидываться будто смыслят хоть малейший бельмес во всём этом.
Вот за это, если ты толкаешь свои бредовые идеи не располагая соответствующим дипломом – добро пожаловать в пятое отделение.
Курорт Площадки ждёт вас!
Полудурки не в состоянии доходчиво изложить логику своих действий, однако, располагая опорно-двигательным аппаратом достаточным для перемещения тяжестей, а также способностью к репродукции, они являются становым хребтом любой формации.
Просто их время от времени надо подрихтовывать, чтоб эти санчи пансы отирали висящую с их губ слюну и не переходили бы улицу на красный.
Тарзанно ревущий «невозвращенец», достигший абсолютной свободы от условностей морали и поведения человечьей породы, запросто станет своим в семье бурых медведей, либо в утраченном переходном звене между обезьяньим и человечьим стадом, но нынешним нормальным его качества ни к чему.
Да, но зачем мы друг другу?
На кой ляд нормальным те, что «совсем тогó»?
Не будем забывать о подвижности категорий – до прихода к абсолюту, «невозвращенцы» начинали в предыдущих лигах.
И, кроме того, кое-кто из нормальных (или тех, кто коси́т под них) могут питать надежду – а вдруг те всплывут обратно из своих грубин?
Shine! Shine on!
You, crazy diamond!..
Не бойся! Не догонят!
Им не подняться до сияющих вершин твоей абсолютной свободы…
К какой категории отношусь я лично?
Методом исключения лишнего, неопровержимо оказываюсь «малость тогó».
Ведь нормальный не станет ржать непонятно с чего, когда один, а телевизор не включён на «Comedy Club».
К тому же я слышу голоса во сне, таить не стану.
Я сплю, а они мне читают – таким отстранённым тоном – куски прозы.
Неплохо сложенная ёмкая проза – я так не умею; смахивает на сценарии голливудовских фильмов.
Голос сменяется визуальной иллюстрацией, а при смене в сюжетной линии, он снова начинает бубнить.
Мне эти голоса не нравятся – спать мешают, но как их отключать не знаю.
В полудурки я не прохожу из-за своей брезгливости к нечистотам; физическим и прочим.
Ну, а в категорию гениев у меня IQ не хватит. Я не проверялся, но точно знаю, что не хватит.
Конечно, по ходу жизни приходится промелькивать в любых категориях, ведь я всего лишь капля в струях текущей формации.
Порой и меня выносит на стрежень, а ино – и по перекатам волочит, или в затоне прохлаждаюсь.
О чём, вобщем-то, и толкую в этом вот письме, к которому давно пора вернуться …)
Всё возвращается на круги своя и через сорок пять дней я вернулся в нашу бригаду.
Два месяца спустя ягодицы тоже вернулись в свою нормальную форму.
Тело заплывчиво.
Просто, идя по улицам Посёлка, где в пыльных колдобинах будущих луж валялись груды яблок-падалок, вынесенныe вёдрами из огородов, я жалел, что как-то всё катится без меня.
Вот и лето прошло,
Словно и не бывало…
На Декабристов 13 появился Гена, муж моей сестры Наташи.
Он представитель зажиточной прослойки населения.
Мать его, Наталья Савельевна, лицом и синими глазами походила на киноактрису с Мосфильма, а работала в ресторане на Вокзале, откуда каждый вечер возвращалась с сумками съестного.
Отец, Анатолий Анатольевич, уже вышел на пенсию, постоянно на всех покрикивал и пил свои лекарства – явный представитель руководящего звена.
У молодожёнов пока что не всё ладилось с родителями мужа, но всему своё время.
Да, свадьбу я пропустил, но нет худа без добра – Леночка съездила всё же в «Артек».
Дело выгорела, вопреки пессимистическим прогнозам Слаушевского.
К тому же так дёшево – я и копейки не заплатил, всё за счёт профсоюза.
Повидалась ли Леночка со своей матерью, Ольгой? Ведь Феодосия тоже в Крыму.
Не знаю.
Я так никогда и не научился задавать самые элементарные, простые вопросы.
Молодожёны вернулись жить к родителям молодомужа и, в качестве свадебного подарка, я построил во дворе их хаты гараж и летнюю кухню под одной крышей.
Крыша, конечно, не моя забота – от меня стены и проёмы.
Ну, ещё там перегородки в ванной внутри хаты.
Так, по мелочам.
Почту, приходившую мне на Декабристов 13, перекладывали на вторую полку этажерки, рядом с фотографией Иры.
Она стояла в летнем ручье во время пионерской практики возле города Козельск, на севере Черниговской области, в чёрных спортивных штанах, закатанных выше колен и улыбалась из-под козырька косынки.
Почта не менялась – раз в месяц журнал «Всесвит».
Я раскрывал его и, зажмурившись, нюхал где-нибудь из середины – мне всегда нравился запах свежей типографской краски.
Однако, на этот раз нюхать было нечего – там лежал конверт, который мне сразу не понравился.
Его словно бы второпях вспороли кухонным ножом, а потом в испуге заклеили канцелярским клеем, положив, для верности, ещё два слоя того же клея поверх всего.
Тут явно чувствовалась рука дилетанта; проба пера подрастающего поколения.
Я вскрыл конверт сбоку, но всё равно пришлось отдирать бумажку прихваченную клеем, пожертвовав кусками машинописного текста.
– Что там, Серёжа?– с тревогой спросила моя мать.
– Тебе Леночка не сказала?
– Нет.
– Ну, ещё скажет.
Это был вызов в местный народный суд по поводу иска жительницы Нежина гражданки Иры, на расторжение брака, поскольку семьи, фактически, никогда не было, а я безвылазно провожу время в психушках с диагнозом шизофреника.
В бракоразводной очереди на втором этаже народного суда я оказался вторым – вслед за парой местных расторженцев крупной комплекции.
Они походили на пару голубей-дутышей, совершенно между собой не разговаривали и каждый смотрел в другую сторону.
Девушка немногим старше лет двадцати пригласила их зайти на процедуру.
За дверью несколько минут слышался диалог различной громкости, но одинаковой неразборчивости.
Потом пара вышла, всё так же не глядя друг на друга, но уже покраснело распаренные, как после бани.