Причина крылась в реконструкции роддома – длинного двухэтажного здания у перекрёстка улицы Ленина и спуска от Универмага.
Каждой строительной организации Конотопа выделили какую-то часть того здания для проведения реконструкционных работ. СМП-615 достались несколько перегородок и санузлы в правом крыле первого этажа.
Исполнителями работ были четыре штукатурши и я. Мы справились за одну неделю.
Когда женщины уже штукатурили поставленные мною перегородки, в коридоре появился мужик в чистом костюме и при галстуке.
Увидав четырёх ядрёных баб, он начал распускать перед ними свой хвост на фоне занюханного подсобника, за которого он меня принял.
Я вежливо попросил его приберечь свой пыл и не кашлять во все стороны.
– Да ты знаешь на кого рыпаешься?! Я – первый секретарь горкома партии!
– А я – каменщик четвёртого разряда.
– Ну, ты меня узнаешь!
И он ушёл, а через полчаса в коридор влетел взмыленный главный инженер СМП-615, он же парторг строительно-монтажного поезда.
– Как ты смел материть первого секретаря горкома?!
Штукатурши в один голос засвидетельствовали, что матюков и близко не было и главный инженер уехал.
Вот и всё.
Проще не бывает – самец с рычагами власти против самца в заляпанной раствором спецовке.
Единственное, что обидно, так это обвинение в матерщине. За все годы в СМП-615 я не произнёс ни одного матерного слова, даже в мыслях.
В начале осени намыливаясь в бане я вдруг заметил, что мой живот стал выпуклым, как жёсткие надкрылья майского жука, и так же как они не поддаётся втягиванию.
Вскоре и мать моя заметила, что у меня начал отвисать второй подбородок. После одного из домашних ужинов на Декабристов 13, она положила мне руку на плечо и радостно объявила:
– Толстеешь, братец! И никуда не денешься – ты из нашей породы!
Я без улыбки посмотрел на её круглое лицо, под которым – я знал это не глядя – расширяется ещё более круглая фигура, и промолчал.
Мне не хотелось быть из такой породы и становиться круглым. Я не поддамся их аминазину!
Нужны радикальные меры.
Начать с тех самых ужинов на Декабристов 13 – моя мать умела так взгромоздить кашу, или картошку на тарелке, что меньше двух порций не получалось. При этом всё так вкусно, что незаметно съедаешь всё.
Для начала я отказался от хлеба.
ОК, я ем сколько кладёте, но хлеб не хочу и не буду.
Причём я перестал брать его даже в столовых.
Но насчёт «не хочу» – это враки. Хлеб я всегда любил, особенно ржаной, да ещё если тёплый. Я мог в одиночку за раз усидеть буханку такого хлеба без ничего, повторяя про себя отцовскую поговорку:
«Хлеб мягкий, рот большой; откусишь – и сердце радуется».
Ещё через месяц, увидав, что бесхлебная диета не срабатывает, я просто перестал ездить в столовую на обеденный перерыв.
Это уравняло баланс. Завтрак в столовой плюс две порции ужина – получается трёхрáзовое питание.
А обед?
Обедал я, по выражению нашей бригады, «Всесвитом», который ежемесячно приносил в вагончик для прочтения.
В результате, к Новому году всё в той же городской бане позади площади Конотопских дивизий, я с гордостью обозревал своё впалое, как у здорового волка, брюхо.
Мне всегда нравилась именно такая его форма.
Нарцисс вогнутобрюхий.
( … есть немало слов, которые, типа, знаешь – слыхал, читал и даже выговаривал – до тех пор пока не спросят: а что оно значит?
Но таких сволочей немного, вот и толкуешь это слово по своим личным понятиям.
Слово «аскетизм» один из самых курьёзных примеров насколько люди сами не понимают что они говорят.
90% населения, которым оно, типа, знакомо, при слове «аскет» вообразят изношенного самоистязанием мужика в нечёсаной клочковатой бороде вокруг горящих глаз.
Это настолько же неверно, как словом «спортсмен» обозначать одних лишь сумоистов.
На самом деле, смысл корневого слова «аскеза» передаётся словом «тренировка».
Если ты захотел стать победителем пивного турнира и каждый день для тренировки выпиваешь три литра пива, ты – аскет.
Так же как и соседская девочка, что каждый день за стенкой гоняет скрипичные гаммы.
Так-распротак твою аскезу со всеми этими диезами!
То есть, аскет-отшельник, готовящий себя к жизни будущей на небесах, всего лишь частный случай среди остальных аскетов.
Аскезы бывают затяжными и краткосрочными, в зависимости от её цели …)
И в чём же, спрашивается, состояли мои цели, заставлявшие так ревностно блюсти свою поджарость и каждый будний день выписывать незнакомые слова из газеты «Morning Star»?
Как я уже объяснял, с конкретными деталями к общим планам у меня всё несколько туманно – я просто чувствую, что так надо, потому и делаю так.
За выписками из «Morning Star» требовался глаз да глаз.
При встрече непонятного слова, про которое я стопроцентно знал, что оно мне уже попадалось в газете, так и подмывало пропустить его – ведь точно же встречалось!
Но что означает?
Рыться в исписанных тетрадках слишком нудно, легче заново посмотреть в словаре и выписать его значение.
Поэтому иногда попадались слова, про которые я знал, что они выписывались уже до двух-трёх раз. Память называется!
С такими приходилось расправляться составлением собственных примеров.
Вот до чего доводит человека аскетизм; даже если и сам толком не знаешь – зачем оно мне надо?
Для меня происшествие того вечера не стало искушением, я просто изумился.
И она меня не соблазняла, а скорее пыталась востребовать исполнение родительского долга.
Я слишком много задолжал Леночке. Не брал её на руки, не сажал к себе на колени, не гладил по волосам.
Мы просто жили в одной хате, где когда-то ей сказали, что я её папа, но, в сущности, какой там я отец? Так – сухая формула. Бесконтактный папа.
Конечно же, я не отталкивал её, а порой мог даже увлечься разговором с нею; однако для ребёнка такого, наверное, мало.
И для отца такого наверняка мало, но так уж сложились мои отношения со всеми и с каждым из моих пятерых детей.
Когда родилась Леночка, я просто ещё не созрел для роли отца.
Папа в восемнадцать лет? Бросьте смешить!..
Потом нас развели стройбат с институтом.
При появлении на свет тебя я уже годился в отцы и любил тебя беззаветно, но слишком недолго – нас разлучила моя репутация.
С Рузанной я познакомился в её шесть лет.
Она звала меня «папой» и я любил её как дочь, но первый раз обнял, когда Рузанна уезжала в Грецию к своему мужу Апостолосу.
Опять всё та же бесконтактность.
Ашота и родившуюся после него Эмку я не мог обнимать и ласкать – ведь рядом была Рузанна, которой ничего такого от меня не досталось; вот и вышла бы несправедливость.
Так отец пятерых детей и остался всего лишь формальным папой.
Бедные дети!
Но жалеть надо не только их, ведь я тоже прожил жизнь лишённым детской ласки.
Теперь вернёмся к тому, как Леночка попыталась исправить такое вопиющее положение.
Она зашла в комнату и уселась ко мне на колени, отделяя от стола со словарём, тетрадкой и книгой.
Обернув своё лицо ко мне, она подняла правую руку и приложила маленькую ладонь к моей ежеутренне бритой щеке. Наверное, хотела научить меня как это делается.
( … что же меня оттолкнуло? Опасение скатиться к инцесту?