Всё шло как по маслу, я даже прошёл медкомиссию, но в самый последний момент в отделе кадров, откуда меня посылали на эту комиссию, мне вдруг сказали «нет».
Почему?
Оказывается на меня не осталось квоты.
Зав отдела кадров мне обстоятельно объяснил, что имеется негласный закон, по которому принимать простым рабочим человека с высшим образованием можно лишь в том случае, если на него приходится не менее тысячи рабочих без высшего образования.
В 5-тысячном коллективе завода на меня не нашлось лишней тысячи бездипломных рабочих. Какие-то дипломированные гады поспели раньше меня и квота кончилась.
( … разочарование меня не убило, мне к ним не привыкать, но ощутимо потряс факт существования «теневого» законодательства, незнание которого не освобождает от применения его к тебе …)
Тогда я отправился на окраину города противоположную Посёлку КПВРЗ, на завод «Мотордеталь», где меня приняли каменщиком в строительный цех.
Вот что значит современное крупное предприятие!
Если не брать в расчёт хавку в столовой, то завод «Мотордеталь» можно считать хрустальной мечтой, образцом промышленного предприятия.
Достаточно взглянуть на строительный цех – бытовка просторная, культурно обложена кафелем, из неё вход в такую же просторную душевую, но уже с другим кафелем на полу и стенах. Трудись и вспоминай какая красота тебя тут ждёт после работы.
Я знал своё дело и меня применяли как каменщика-одиночку для нестандартных заданий в отдельно взятых местах.
Дадут пару подсобников, чтоб подносили раствор-кирпич и вперёд – муровать подземный водопроводный колодец с круговыми стенами, или выкладывать печные трубы над двухквартирными домиками.
Мне нравилась частая смена заданий; каждое требовало особого подхода и осмотрительности, что не позволяет закоснеть умом и застыть хребтом.
А в периоды затишья между делом меня отсылали в бригаду каменщиков на строительстве заводского 130-квартирного.
Работали в ней не ассы, конечно, но как построят в том и будут жить.
Ни в бытовке, ни в бригаде я особо ни с кем не общался. Спросят о чём – отвечу, а так всё больше молчу; сам с собой в уме разговариваю.
Подсобники у меня часто менялись, их поставляло Наркологическое отделение № 2, оно же нарко-два. Оно же – составная часть конвейерного производства бесплатных рабов.
Система такая – влетает милицейский фургон в село и хватают двух-трёх мужиков, на кого председатель сельсовета укажет, что они пьющие. (Как будто другие бывают.)
Их привозят в нарко-два, типа, на лечение. Кто заерепенится – укол серы вкатят и до конца срока он уже не рискует.
Срок лечения от двух до трёх месяцев.
Живут пациенты в общежитии, хавают в столовой, пашут там, куда пошлют.
ДЕНЕГ НЕ ПОЛУЧАЮТ.
Всё уходит на оплату быта, хавки и медицинского обслуживания – раздача таблеток по вечерам, которые они тут же спустят в унитазы.
При хорошем поведении на выходные их отпускают съездить домой на родину.
В городе ещё проще – участковый объявляет алкашам чья очередь явиться для отбывания в нарко-два и те знают, что лучше не пурхать.
Вот так и стираются грани между городом и деревней.
У каждого человека непременно есть своя история и если молчишь и его не перебиваешь, он тебе её непременно расскажет.
Не обязательно про самого себя, может и про родственника или соседа.
Я в «Мотордетали» такого наслушался – ни в какую «Тысячу и одну ночь» не влезет.
Например, про немца, что со своим отделением в сельской хате квартировал.
Он каждое утро орал чего-то, а товарищи его хохотали.
Один из них немного говорил по-русски и пояснил хозяйке хаты о чём тот кричит:
– Этих сук мне дайте – и Сталина, и Гитлера, обоих из «шмайсера» положу!
Это мне баба рассказала, которая считала дни до пенсии.
( … спрашивается, в Красной армии долго б ему дали покричать?..)
Или как мужик в забегаловке с каким-то кентом разговорился, вместе вышли и пошли себе.
Кент говорит, погоди, мол, отлить надо, вон в тот двор заскочу.
А во дворе на верёвке ковёр оказался. Тот поссал и захотел ковёр прихватить. Так повязали обоих.
Мужик получил четыре года. Он, типа, на стрёме стоял.
Так и не смог доказать, что того кента полчаса как знал…
Да, ещё случаются у нас порой судебные ошибки.
А вот палач с такою гордостью рассказывал о себе.
Конечно, сам он себя считал героем, а не палачом. На фронте в Смерше служил и пойманных при зачистке власовцев собственноручно и героически отводил в ближний лес. Хотя для этого при штабе специальный взвод автоматчиков имелся.
Под ручку так возьмёт и ведёт, расспрашивает про семью, про деток.
У некоторых даже надежда зарождалась и тогда он говорил:
– Что ж ты, сука, родину предал?
И стрелял из пистолета ТТ, но не насмерть, а чтобы пуля пробила печень и чтоб тот ещё минут десять корчился от смертельной раны.
После войны хотел дипломатом стать, но ему в МИМО объяснили – советский дипломат должен быть без изъянов, а ему, когда уже добивали врага в его же логове, осколок авиабомбы отсёк на кисти три пальца.
Пришлось подавать документы на экономический и стать руководителем среднего звена.
Я слегка знал его сына, тот шпарил лозунгами, типа, «не дадим всякой нечисти топтать нашу родную землю». Видно папа делился идеологией.
В Конотопе не все такие идейные и если заведут ругаться, то высокопарных слов не выбирают.
Например, для оскорбления женского пола говорили:
– Нюся ты Каменецкая!
Нюся была городским идиотом. Ходила по тротуарам молча, никто её не трогал и она никого, потому что тихая. Но по шапке видно, что идиотка. Красная такая шапка с букетом искусственных цветов.
По этой шапке её издали опознавали и мелкая пацанва, чтоб оскорбить, вопили:
– Нюся Каменецкая!
Но она молча шла дальше. Тихая городской идиот.
Сын палача её убил. Поздно вечером в парке Лунатика. Хотел, как видно убрать нечисть с родной земли, чтоб не топтали бы её ноги тихих идиотов.
Потом ещё Лялька выносил ему на Вокзал пару «прощальных» косяков перед отправкой «столыпина».
Так вот, для гарантии, что подобные Нюсе больше не посмели бы являться на родной земле, этот сын героя Смерша…
( … заткнись!
Некоторые вещи нельзя даже взрослым детям рассказывать!..)
Вобщем, большинство сказок почему-то про тёмную ночь…
Но и в трагичности найдётся место оптимизму!
В ту зиму мороз стоял несусветный.
Так вот идёшь себе, а в голове тихое позвякивание слышится – это мысли в мозгу позамерзали и об извилины брякают.
И в самый разгар этого полюса холода смотрю – объявление в коридоре: желающие пойти в лыжный поход на Сейм обращаться в группу по туризму.
Я ж говорю – очень продвинутый завод. Под одной пятиэтажкой в прилегающем к заводу Жилмассиве я в подвале стяжку делал под резиновое покрытие, получился стадион для мини-футбола.
Нашёл я ту группу, говорят: в субботу утром возле проходной со своими лыжами.
Я принёс те, в которых ещё на Объекте пацаном по лесу бегал.
Автобус ждёт. Кто хочет – автобусом, а кто хочет может и на лыжах идти.
Мы втроём пошли, всего-то 12 км. Одна девушка, ухажёр её и я.
Лыжню по очереди прокладывали. Но какая красота! Особенно как в лес вошли.