Через пару недель занятая своими делами Лиза забыла о договоренности. Впрочем, звонка и не было. Решив, что мужчина не заинтересован в дальнейшем общении, она выбросила его из головы, однако, встретившись как-то раз с Викторией, решила все-таки поинтересоваться, брал ли он ее номер. После этого вопроса лицо подруги стало гневным, и она заявила, что он просил телефон Лизы, но поскольку сказал, что хотел бы встретиться с ней наедине, т. е. без Виктории, ее лично это возмутило, и они с мамой решили ему номер телефона Лизы не давать. И не дали. И не дадут…
Удивление Лизы было сильным, так как Виктории он был не нужен, а дать ему шанс с подругой она отказалась. Понять такую позицию Лизе было сложно, и принять такую бестактную решимость подруги она тоже не могла, потому что по ее мнению это было достаточно низко и не соответствовало ее понятию дружбы.
Впрочем, Виктория даже не понимала, что она не имела права на такое вершение чужих судеб, и второе – при чем тут, собственно, ее мама? Однако, подобные вопросы без ответов показали Лизе Викторию в другом свете. Она понимала, что многие предъявляют к себе и к другим разные требования, но не настолько же. Однако, девушка успокаивала себя тем, что лучше уж выяснить настоящее отношение к себе в такой не самой важной ситуации, чем в какой-то более серьезной. Особенно это было удивительно, если учесть то, что сама Виктория окажись на месте Лизы, обижалась и возмущалась бы после такой выходки подруги многие годы. Себя же она считала правой во всех своих мыслях, словах и поступках.
Лиза все еще сидела на концерте и под джазовые импровизации думала о том, показала ли характер подруги эта ситуация, либо начало изучения агрессивной психологии, как она называла для себя НЛП, начало менять ее видение окружающих. Впрочем, музыка постепенно заполнила ее существо и, как обычно, окончательно увлекла девушку за собой.
Результатом похода и размышлений стала статья о концерте, написанная в весьма отстраненной манере, что было несвойственно для привычного ей вдумчивого и слегка восхищенного обычного стиля написания. Однако, Лиза стала ловить себя на мысли о том, что больше не хочет делиться с другими теми чувствами, которые прячутся у нее внутри, т. к. слова, пробужденные звуками, поднимали какие-то глубинные пласты ее чувственного мира.
Настроение же другой подруги Марины Лиза чувствовала даже на расстоянии, и это было взаимно. Не раз Лиза брала трубку за миг до того, как раздавался звонок. Так произошло и в этот раз. Уже по одному приветствию стало понятно, что состояние у Марины плохое. После небольшой паузы, она произнесла: «Я собрала чемодан. Мне уходить?». Опешив от такого вопроса, Лиза не знала, что ответить. Во-первых, потому что чемодан подруга собирала уже не в первый раз, а во-вторых, потому что решать, как ей поступать сама Лиза не имела ни малейшего права. Все, что она могла сказать в данный момент: «Решать тебе». Конечно, она хотела сказать намного больше и намного резче, потому, что считала мужа подруги настоящим козлом, и была твердо убеждена в том, что той надо не то, что собирать вещи, а бежать без оглядки. Но в таком случае, если они помирятся, сама Лиза станет врагом, а терять подругу из-за ее не сложившихся отношений, она не хотела, брать на себя ответственность за чужую судьбу – тем более.
«Вот такая она искренность подруг, – подумала Лиза, положив трубку, – и захочешь помочь – не понятно сможешь ли…».
Этот звонок пробудил в ней воспоминания о своих собственных «уходах». Четыре раза за восемь лет, и только к пятому, накопив уверенность и силы, она все-таки смогла довести эти отношения до их логического завершения. Собранные вещи, почти полная решимость, обещания, сомнения, страх, надежда на то, что все еще может быть хорошо… Как это все было знакомо. Вспомнился вопрос, который удивлял девушку на первых тренингах по психологии: «А хорошо – это как?». Не найдя ответа на этот простой вопрос, Лиза грустно улыбнулась и занялась приготовлением ужина. Вечером у нее было очередное интервью.
Снова оказавшись в такси на следующий день, Лиза погрузилась в уже привычные размышления об ушедшем времени. За окном расстилала свои цвета пышная осень. Первый мороз покрыл листья инеем, но утро наполняло светом и дарило обманчивое ощущение тепла. Впрочем, в салоне такси и в самом деле было тепло, звучала спокойная музыка, и впереди у нее было тридцать минут для себя. Это было ее время, в котором наступал покой, ее сердце наполняла спокойная светлая грусть без обиды, без попыток кому-то что-то доказать и объяснить. В душе и голове устанавливалось спокойное течение мыслей.