***
Прошло шесть месяцев. Ответов так и не было. Это полностью погубило меня. Я не могла думать ни о чем больше. Это стало навязчивой идеей моей жизни. Каждый вздох, каждая мысль, каждая эмоция – все только о том, как оживить женщину, которую я так люблю. Я не могла спать, почти не ела. Прошло слишком много времени. Слишком много гребаного времени. Мое терпение было на исходе.
Дэвид стал новым шерифом Сторибрука, потому что я бросила свою работу. Даже с Генри мы виделись редко. Я не могла видеть грусть в его глазах, зная, что я могу его от нее избавить, стереть навсегда, наполнить его глаза только радостью, возвратив ему мать, но я не могла этого сделать. Я даже не думала, что эта грусть не из-за потери Реджины, а из-за потери меня. Он потерял меня. Я ушла. Я стала всего лишь сумасшедшей женщиной, одержимой невыполнимой идеей.
Казалось, мое сердце вот-вот опять откажет. Я проводила ночи и дни в библиотеке, внимательно изучая каждую книгу, которую только могла найти Белль: о магии, о смерти, о разных мирах, параллельных вселенных, других измерениях, Истинной Любви, призраках, реинкарнации – все, что только мы могли с ней найти. Но ответов так и не было. Ничего, что бы действительно могло мне помочь, подсказать, как вернуть Реджину. Как исправить этот чертов кошмар, в который превратилась моя жизнь.
Я вызывала Реджину каждую ночь, когда корпела с красными от усталости и напряженя глазами над талмудами. Она молча сидела рядом, глаза ее были печальными. Руки, не двигаясь, покоились на ее коленях. Она мало говорила, потому что я все равно ее не слушала. Долгое время она пыталась заставить меня остановиться, призывала осознать, что я никогда не найду выхода, что это невозможно, что нам просто не судьба быть вместе, и мне лучше сдаться.
.
«Отпусти меня, Эмма», - шептала она бесконечно долгими ночами. – «Я ненавижу видеть тебя такой. Отпусти меня».
Но я ничего не желала слышать. Я не сдавалась. Поэтому через некоторое время она просто перестала пытаться. Она вообще перестала со мной разговаривать.
Но она осталась со мной, потому что идти ей было некуда. Она была привязана ко мне так же, как я была привязана к ней. Я знала, что если бы она могла покинуть меня, она сделала бы это. Я знала, что если бы она могла двигаться дальше и помочь мне двигаться дальше, она бы сделала это. Она была готова пожертвовать собой и своей надеждой на жизнь, чтобы позволить мне жить, помочь мне забыть это безумие и попытаться жить полной жизнью снова. Но она не могла, к моему счастью.
Она была так глубоко во мне, что я уже не могла отделить себя от нее. Я уже не различала границ между нами. Я бы с радостью жила этой гребаной жизнью полной одержимости, зависимости, бесконечного разочарования и отчаяния, если бы это означало быть рядом с ней. Я бы отдала все за еще один день с ней, еще одну минуту, все, что я имела. Я действительно отдала все, ради способа вернуть ее.
Я потеряла работу, друзей, здоровье и даже своего сына. Но я все равно продолжала пытаться. Мне казалось, что я в шаге от разгадки, всего чуть-чуть и все получится, я стояла на грани грандиозного открытия. У меня буквально захватывало дух, так отчаянно я жаждала ответов на свои вопросы. Но я просто рыла себе могилу все глубже и глубже каждый день. Я похоронила себя под тяжестью книг и надежд, мне было чертовски больно, почти невозможно дышать под этим грузом. Эта боль, я была ею переполнена. Я тонула в ней. Так отчаянно жаждала ее, чувствовала каждой клеточкой своего тела и не могла насытиться. У меня просто не осталось ничего больше.
Звук брошенной книги на стол вывел меня из оцепенения, в которое я погрузилась, рассматривая очередную бессмысленную страницу. Мелкий шрифт сливался в единое черное пятно, слова я уже не разбирала. Я увидела перед собой свою мать. В ее глазах стояли слезы, но челюсть была плотно сжата. Она жестко смотрела мне прямо в глаза.
«Эмма, ты должна прекратить это!», - крикнула на меня Снежка.
«Прекратить что?» - спросила я, хотя отлично понимала, что она имела в виду.
«ЭТО! ЭТО! ВСЕ ЭТО!» - продолжала кричать она, указывая на стопку книг на столе. – «Когда ты в последний раз покидала библиотеку? Ты хоть знаешь, какой сегодня день? Какой месяц? Эмма, какого черта с тобой происходит? Где ты? Ты же, конечно, уже не здесь. Ты ушла. Ты потерялась, и я хочу помочь тебе».
Ее голос ужасно ломался, но она продолжала. Слезы текли по ее щекам.
«Я хочу помочь тебе. Я хочу сделать как лучше для тебя, но не знаю как. Я не знаю, что с тобой происходит. Я не знаю, что нужно сказать, или сделать, поэтому, пожалуйста, Эмма, пожалуйста, скажи мне. Скажи мне, как помочь тебе. Подскажи, как исправить то, что произошло с тобой, и я клянусь, что сделаю это. Я сделаю все, что угодно. Пожалуйста, просто скажи мне, что делать, Эмма. Я умоляю тебя».
Я не плакала из-за нее или с ней. Уже просто не могла. Я выплакала все слезы когда-то давно, и теперь мое сердце было сухим. Оно было просто пеплом.
«Ты не можешь мне помочь», - прошептала я, даже не смотря ей в глаза. Я не пыталась успокоить ее. Для меня больше не существовало таких понятий как спокойствие, комфорт, забота, помощь. Мне было все равно. Я уже забыла, что значит «лучше». Лучше уже никогда не будет. Слишком поздно.
«Почему?» - умоляла меня Снежка. – «Скажи мне, почему. Скажи, что происходит, пожалуйста. Почему ты не можешь просто поговорить со мной, Эмма? Ты моя дочь, и тебя буквально разрывает на куски на моих глазах, а ты даже не позволяешь мне помочь тебе. Ты сторонишься меня. Откройся меня, Эмма, пожалуйста».
«Я не могу. Это не имеет значения. Это ничего не изменит», - сказала я ей прямо. Мой голос был хриплым от недосыпа и недостатка воды, недостатка жизни.
«Откуда ты знаешь, дорогая? Откуда ты знаешь, что я не смогу тебе помочь?»
В ее голосе слышалось раздражение, оно царапало мою кожу, пробираясь в мои уши. Я просто хотела, чтобы она ушла, чтобы я могла вернуться к своим наваждениям, вернуться к своим книгам, к своей жизни, бесконечным поискам ответов. Часть меня была в ужасе от того, что ответов вовсе могло и не быть.
Услышав всхлип, я посмотрела вправо и увидела Реджину. Она все еще была со мной. Женщина стояла немного в стороне, в тени книжных полок. Я слышала ее плач и видела слезы на мокрых щеках. Она плакала, слушая, как мы ругаемся со Снежкой, как я отталкиваю свою мать, отказываясь от какой-либо помощи. Снежка ее не видела, и это еще больше злило меня. Это причиняло еще большую боль.
«Откуда ты знаешь, Эмма? Откуда ты знаешь, что ничего не изменить?» - повторила Снежка, со всей силы топнув ногой и ударив рукой по столу прямо передо мной. – «СКАЖИ МНЕ!»
«ПОТОМУ ЧТО ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, КАКОВО ЭТО!» - закричала я на нее, вскакивая на ноги. В ярости я схватилась за край столешницы и перевернула стол. Это был предел. Снежка успела отскочить в сторону. Книги разлетелись во все стороны. Глаза матери были широко распахнуты, поток слез лился из них, но это не имело для меня никакого значения. Ничто больше не имело для меня значения.
«Эмма, пожалуйста», - я услышала крик Реджины, но мне ее голос показался приглушенным и далеким. Кровь ударила в голову, прилила к мозгу. В ушах стоял свист. Пульс бешено бился в висках.
«Ты не знаешь, каково это потерять частицу себя, свою половинку. Ты не знаешь, каково чувствовать боль, эту гребаную боль постоянно. Ее не остановить. Как ты не понимаешь? Я не могу покинуть библиотеку. Я не могу выйти из своей головы. Не могу сбежать», - кричала я матери. Ее рука метнулась к груди, к сердцу. Мои слова доводили ее до отчаяния.
«Сбежать от чего, дорогая? Скажи мне. Пожалуйста, просто поговори со мной!» - продолжала умолять Снежка.