Он провел рукой по своей щеке, нервничая, и еще раз удивленно посмотрел на пустое пространство рядом с собой.
«Я… я скучаю по тебе, мама», - прошептал он. Клянусь, я готова была умереть на месте. Мне так больно было смотреть на своего сына и Реджину в этот момент. Я хотела, чтобы они смогли нормально поговорить, коснуться друг друга по-настоящему, а не так… Мне так многого хотелось для них, для нас.
Слезы потекли из глаз Реджины, когда она протянула руку к щеке Генри. Я отдала бы все что угодно, лишь бы мальчик смог почувствовать ее нежное касание, чтобы они оба смогли.
«Я тоже скучаю по тебе, Генри», - прошептала Реджина. Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем я смогла передать ее послание нашему сыну.
«Она сказала, что тоже очень сильно скучает по тебе», - прохрипела я, мягко коснувшись его спины, надеясь хоть немного утешить его, зная, что это было трудно для него. Все было так трудно для него в последнее время.
Его голос был надломленным, мысли спутались, поэтому мальчик, запинаясь, произнес:
«П-прости меня, мама. Мне ж-жаль, ч-что я так относился к тебе р-раньше. Ты моя м-мама, и я… Я люблю тебя очень сильно».
Гортанный всхлип разорвал тишину кладбища, и в тот момент я честно не знала, был ли он моим или Реджины, а может нашим общим. В любом случае было больно. Больно, но так прекрасно, потому что были вещи, которые рано или поздно должны были прозвучать. Генри, наконец, выпал шанс искупить свою вину перед Реджиной. И она сейчас точно узнала, что он любит ее, и любил всегда. Это было всем для нее, для меня.
Реджина быстро заговорила, хотя голос ее дрожал, и мне пришлось приложить усилия, чтобы поспеть за ней.
«Мне тоже жаль», - говорила я, повторяя слова Реджины. – «Я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить, Генри. Я сделала много вещей, которыми совершенно не горжусь, но ты… я горжусь тобой. Ты – лучшее, что со мной случалось. Пожалуйста, поверь в это. И Генри…спасибо тебе, что помог мне стать лучше, искупить свою вину. Мне просто жаль, что я никогда уже не смогу попрощаться с тобой».
Господи, было такое чувство, что мое сердце разрывается на части. Любовь в голосе Реджины, мокрые от слез щеки Генри, попытки матери прикоснуться к сыну – это всего было слишком много для меня. Как будто с каждым словом, я опять и опять теряла Реджину. Хотелось свернуться в клубочек и заплакать.
Генри повернулся ко мне с широко распахнутыми, полными слез глазами, а в следующее мгновение резко поднялся на ноги и зашагал прочь. Я не пошла за ним, прекрасно понимая, что мальчику нужно время побыть одному. Он всегда старался казаться таким сильным. Он отошел на достаточное расстояние, чтобы я не смогла его услышать, но я все еще могла его видеть.
Реджина придвинулась ближе ко мне, и мы вместе наблюдали за нашим сыном. Парень опустился на колени между надгробий и, закрыв лицо руками, зарыдал. Его маленькое тельце тряслось. Я повернулась к Реджине, она тоже плакала. Через пару минут она встретилась со мной взглядом и прошептала:
«Эмма, спасибо, что сделала это».
«Реджина…» - только и смогла выдавить я из себя, загипнотизированная ее великолепными, полными горя глазами. – «Я знаю, что не умею говорить о чувствах и все такое, я просто… я надеюсь, что ты знаешь, что не существует ничего, чего бы я не сделала ради тебя. Я… я так люблю тебя», - после этих слов я сломалась и позволила слезам скатиться вниз. Меня уже не волновала, что Реджина увидит, как я плачу. Она видела меня и в гораздо худшем состоянии за эти месяцы. Мои слезы, страхи, сердце, надежды – все принадлежало ей.
«Я знаю», - сказала она, и мягкая красивая улыбка тронула ее губы. – «И я тоже тебя люблю».
«Мы найдем способ, правда?» - спросила я. Мне нужно было убедиться, что она не смирилась с проигрышем. Несмотря на все слова, что она шептала мне, думая, что я сплю, уговаривая меня остановиться ради моего же блага, мне нужно было знать, что она все еще со мной. Что она, пусть даже и глубоко внутри, по-прежнему верит в меня, верит, что у нас все получится.
«Если кто и может найти способ, так это ты, Эмма. Ты и Генри», - сказала она, тяжело вздохнув, и глядя прямо мне в глаза.
И это все, что мне нужно было знать.
Прошло почти двадцать минут, а Генри все не возвращался к нам. Реджина пристально наблюдала за ним, как ястреб, а потом внезапно ахнула. Это заставило меня подскочить от неожиданности, потому что я была погружена в транс, сидя в тишине и наблюдая за нашим сыном издалека. Я повернулась к ней лицом и спросила:
«Что? Ты в порядке?»
«Создай какую-нибудь музыку, Эмма», - ответила она, совершенно сбив меня своими словами с толку. О чем она вообще говорит?
«Эм… что?» - непонимающе переспросила я. Тогда она повернулась ко мне. Ее губы растянулись в красивой широкой улыбке.
«Создай какую-нибудь музыку», - повторила она, почти смеясь. Она так зажглась своей идеей, совсем загоняя меня в тупик своим внезапным поведением. – «Используй магию».
«Я не знаю как», - призналась я. – «И зачем тебе сейчас музыка? Хочешь потанцевать?» - усмехнулась я, но Реджина, по-видимому, восприняла мои слова всерьез.
«Нет, но вот Генри – возможно», - это заявление меня заинтересовало.
«Что ты имеешь в виду?» - спросила я, смотря на мальчика, который все еще сидел посреди кладбища.
Улыбка Реджины стала еще шире.
«Когда Генри был маленьким, он боялся темноты. Каждую ночь его мучали кошмары, и он просыпался в слезах. Я перепробовала все, что знала, поверь мне: читала ему сказки на ночь, укачивала его, пела колыбельные, поила молоком с медом перед сном, позволяла спать со мной – ничего не помогало. И однажды, я задержалась в своем кабинете допоздна. Работы было много, и, чтобы не уснуть, я включила радио. В два часа ночи Генри опять проснулся от очередного кошмара и пришел ко мне. Я уже не знала, как ему помочь. Но тут он заметил радио. Он спросил, можно ли ему сделать звук громче, как раз играл какие-то веселые мелодии. Конечно, я разрешила ему. Генри улыбнулся и просто сказал мне «Потанцуй со мной, мама».
Пока Реджина говорила, я представила маленького Генри в пижаме-комбинезоне, танцующего с Реджиной. Мое сердце сжалось от умиления. В такие моменты лучики света пробирались в мой чертов темный внутренний мир.
«И ты с ним танцевала», - теперь и я улыбалась вместе с ней.
«Конечно», - сквозь слезы улыбалась женщина. – «Мы танцевали почти всю ночь, и потом это стало чем-то особенным для нас. Каждый раз, когда ему снова снился кошмар или просто становилось грустно, я включала приемник, и мы танцевали с ним до тех пор, пока не оставалось ничего, кроме улыбок и смеха. Это одно из моих любимых воспоминаний о нас».
«А теперь также одно из моих», - честно сказала я. – «Я хотела бы увидеть это своими глазами».
Ее глаза светились любовью, когда она смотрела на меня, я буквально чувствовала ее каждым сантиметром своего тела, душой.
«Ты помнишь самую первую песню?» - с надеждой спросила я. Она уверенно кивнула. Я должна была сделать это ради Генри, поэтому я просто попросила ее. – «Скажи мне, что делать».
«Пусть твоя магия сделает все сама. Просто слушай», - улыбнулась Реджина и принялась напевать. Это было очень красиво, ее мелодичный голос согревал меня, и я наслаждалась каждой секундой.
Закрыв глаза, я позволила мягким звукам ее голоса проникнуть в меня, призвать мою магию. Она закипела в моих венах и наполнила все мое тело. Мне казалось, что музыка заполнила всю меня. После этого нежная мелодия заиграла на все кладбище, исходя от каждого дерева на поляне, каждого камня, такая громкая и красивая. Я повернулась к Реджине, наши взгляды и улыбки говорили все за нас. Мы любили друг друга без слов в этот момент.
«А теперь, иди, потанцуй с нашим сыном», - сказала Реджина. Моя голова немного кружилась, а сердце билось быстро. Но я, не задумываясь, встала и направилась к Генри, который успел подняться на ноги и удивленно осматривался, пытаясь понять, что происходит. Я совершенно не чувствовала себя неловко в этот момент, или смущенно. Наоборот. Я впервые за долгое время была так счастлива. Это был особенный день в моей жизни, и я искренне верила в это.