Я увидел, как напряглась Родькина спина, но поворачиваться и спрашивать что-либо он не стал. Схватил Валерию за руку и потащил к подъезду.
Мама обрадовалась, увидев Мишку:
— Мишенька, я так рада! Ты к Мариночке приехал? — краем глаза я видел свою сестру, которая с затаённой надеждой смотрела на нашего гостя. Я знал, что было время, когда они встречались, но потом что-то случилось, и любовь закончилась. Пытался узнать у Мишки, но он упорно молчал, говоря, что это не моего ума дело.
— Да нет, — Мишка улыбнулся моей маме, — я к мелкому.
Вы когда-нибудь видели, как надежда пропадает с лица человека? Так вот, не дай вам бог этого увидеть. Секунду назад Маринкины глаза сияли, а на щеках полыхал румянец, но после слов Манюни всё изменилось. Глаза потухли, по лицу разлилась бледность настолько сильная, что оно стало напоминать застывшую восковую маску.
Мы не ладили с Маринкой, но сейчас мне стало её откровенно жаль. Глаза были потухшими недолго, пока не сфокусировались на мне и вдруг не заполыхали такой ненавистью, что мне стало страшно. Как потом оказалось, боялся я не зря...
***
Мы сидели с Мишкой в моей комнате, и он внимательно, не перебивая, выслушивал мой план.
— Вот, как то так, — произнёс я, когда закончил излагать суть дела.
Миша надолго задумался, а я с волнением смотрел на него. Согласится или нет? От этого так много зависит.
— Ладно, чёрт с тобой, лапусик. Мы это сделаем. Не могу же я своего любимого хвостика в беде оставить? Только ответь мне на один вопрос, — он пытливо уставился на меня тёплыми глазами цвета молочного шоколада, — Родька об этом знает? Ты ему рассказал о том, что хочет от тебя Титов, и самое главное, почему?
Я отрицательно покачал головой.
— Нет. Не знает. И я не собираюсь ему об этом говорить. Сам решу проблему. А то он побежит бить Титову морду и сделает только хуже. В школе быстро узнают о наших отношениях, и Родьке будет очень плохо. А я этого не хочу.
— Ты идиот! — Мишка схватил меня за талию и приподнял, так что мои глаза оказались на одном уровне с его собственными, — нельзя врать тому, кого любишь. Понятно? Нельзя, Олежка. Правда всё равно выйдет наружу.
— Я не вру, — трепыхнулся я в захвате его рук. — Я просто недоговариваю.
— Это дела не меняет. Когда он узнает, а он обязательно узнает обо всём, ты за своё молчание поплатишься. И хорошо, если не потерей любимого. Доверие, Олег! Любви не бывает без доверия. А ты своим поступком убиваешь его...
Глава 24
Олег.
Мой план был прост и поэтому гениален. Ещё на Родькиной кухне я вспомнил слова Титова о том, что это не Москва и гейские отношения здесь, мягко говоря, не приветствуются. В принципе, на этом утверждении он и построил свой шантаж. У него был компромат на нас с Родькой, значит, мне нужно получить компрометирующие материалы на него. Тогда получится дашь на дашь. Вся загвоздка в том, как этого добиться. И тут включилась, говорю без ложной скромности, моя исключительная гениальность. Надо просто сделать точно такие же фотографии, как у него, только с Женькой в главной роли. Тогда можно будет пригрозить, что если он даст ход нашим фото, я тут же обеспечу всю школу его. Придумав план, мне осталось только найти актёра на роль титовского «любовника». Помочь мне в этом мог Мишка, у которого напрочь отсутствовали комплексы и, кроме того, он учился в театральном.
Манюня взялся за дело творчески. Когда во вторник я вернулся домой и увидел его, то потерял дар речи. На моей кровати дремала голубая мечта всех геев России. Высокая стройная фигура запакована в чёрный кожаный костюм. Узкая талия и бёдра. Видение открыло глаза на создаваемый мной шум и улыбнулось. Я заметил выразительные глаза с подводкой и серёжку в правом ухе в виде крестика.
— Мишка, ты, что ухо проколол? — Вскричал я.
— С ума сошёл? — он выразительно постучал себя пальцами по лбу. — Чтобы я нанёс ущерб своему бесценному телу? Это клипса.
— Шизонуться! — это всё, что я смог сказать, улыбаясь во все тридцать два ровных белых зуба.
— Итак, — Мишка, усмехнувшись, посмотрел на меня, — давай повторим план действий.
Я сосредоточенно закивал и, откашлявшись, начал.
— Ты занимаешь бабушкину квартиру и ждёшь там. Я звоню Титову и говорю, что на всё согласен и до среды ждать нет смысла. Заманиваю его в ловушку, где ждёшь ты. Ты лобзаешь Женьку, а я всё это снимаю. Вроде всё.
Сюрпризов никаких быть не должно.
— Так чего стоишь? — Миша протянул мне телефон. — Звони давай.
Я набрал номер.
— Алло, Женя? Это Олег Каманин.
— Привет, ванилька, — я явственно услышал насмешку в его словах. — Что, так не терпится?
— А что откладывать? — Пожал плечами. — Перед смертью не надышишься. Поэтому давай увидимся сегодня.
— Твоё слово для меня закон, ванилька. Жду тебя у памятника. — И он отключился, не дав мне ничего сказать в ответ.
Мишка всё слышал по громкой связи.
— Говоришь, сюрпризов не будет? — Он скептически посмотрел на меня. — Вот тебе и первый из них. Ладно, что расселся, шуруй к памятнику и тащи этого шантажиста сюда.
Минут через пятнадцать я уже был у памятника вождю пролетариата. Женька, как ни странно, меня уже ждал.
— Ну что? — я нервно переступил с ноги на ногу. — Пойдём, у меня бабушкина квартира свободна.
— Пойдём, конечно, но не туда, — он схватил меня за руку. — У меня тоже есть свободное жилое пространство.
А вот и второй сюрприз. Э, нет! Мы так не договаривались. Я попытался вырваться, но ко мне с двух сторон подошли Женькины дружки.
— Что, попалась, куколка? — оскалился один из них, подхватывая меня под руку, второй сделал то же самое с другой стороны.
— Да пошли вы! — я снова попытался вырваться, о том, что мне это не удалось, говорить, наверное, не надо.
— Что, ванилька? Не ожидал такого поворота? Думал, я по собственной воле попаду в твою ловушку? За дурака меня держишь?
— Да нет! — я с усмешкой посмотрел на него. — За идиота.
Только не бояться. Нельзя показывать свой страх перед врагом. Ничего не доставляет большего удовольствия мучителям, чем ужас жертвы. Титов среагировал на моё заявление так, как я и ожидал. Ударил меня по лицу и бросил своим цепным псам.
— Тащите его в гараж. Живо, — меня подхватили подмышки и как тряпичную куклу потащили в сторону кооперативных гаражей.
Я понимал, что влип. В лучшем случае мне светит групповое изнасилование, в худшем... Об этом я даже не хотел думать...
Парни кинули меня на пол гаража, который как я понял, принадлежит семье Титова.
— Пошли вон отсюда, — он зло посмотрел на своих шестёрок. — Покараульте снаружи.
Те, видимо, были хорошо вышколены, потому что ретировались без лишних слов. Я попытался подняться с пола, но меня тут же швырнули назад. Больно ударив ногой в живот.
— Лежи, сучёныш, не трепыхайся, — он присел около меня на корточки и, схватив за волосы, рванул к себе. Больно было так, что из глаз непроизвольно покатились слёзы. Сука! Ненавижу его! А он, недолго думая, впился в меня поцелуем. Противно, как же мне противно.
На улице послышалась возня и через секунду знакомый и самый родной голос издевательски произнёс:
— Что же вы на полу-то. Или до дивана сил не было дойти? — Родька. Слава Богу.
Женька отскочил от меня в самый дальний угол гаража.
— Я не виноват. Он сам мне позвонил. Можешь проверить.
Я поднялся и кинулся к своему спасителю.
— Родька, не верь ему! — попытался его обнять, но он зло прошептал мне в лицо:
— Не прикасайся ко мне, шлюха! — отшвырнул меня с такой силой, что я врезался в стену. Боли не почувствовал, лишь потрясение. За что он со мной так? Я же не виноват, лишь, хотел защитить его и себя. — А я ещё не хотел верить твоей сестре. Доказывал, что ты белый и пушистый. А ты просто маленькая развратная шлюшка. Мало тебе меня, так ты на Женьку кинулся. Видеть тебя не могу, гадёныш, — он схватился рукой за горло и вышел. Я равнодушно посмотрел ему вслед: