Я опустился на свой стул очень осторожно, стараясь не морщиться. Не хватало ещё накалить и без того взрывоопасную обстановку.
Прошло уже минут пять. Мы так и сидели молча. Мама продолжала размешивать несуществующий сахар в бокале с чаем. Я молчал, потому что не хотел нарваться. Первым тишину нарушил Родька:
— Лариса Викторовна, — он слегка откашлялся, потому что его голос предательски дрогнул. — Не наказывайте Олежку. Лучше меня, это я во всём виноват.
— В чём? — мама пристально и с какой-то брезгливостью посмотрела на моего любовника.
— Во всём, — Родька опустил глаза.
— Неправда это, — перешёл в наступление я. — И ничего он не виноват. Я сам этого хотел. Потому что люблю его. А за любовь наказывать нельзя. Ты сама говорила, что когда люди любят друг друга не важно, кто они. А теперь у тебя такой вид, будто мы прокажённые.
— Олег успокойся, — попытался остудить мой пыл Родька.
— Не буду успокаиваться. Если бы она застала меня с девчонкой, то ничего бы не было. Сделала бы вид, что всё нормально. А потом посмеялась, мол, не заметила, когда ты вырос, сынок. Ведь именно так бы и было? Так ведь, мама?
Я увидел, как её взгляд становится потрясённым. Было полное ощущение, что она не ожидала от меня такого напора и такой агрессии. Так я и сам от себя не ожидал. Но мысль о том, что меня разлучат с Родькой, придавала мне сил. И вообще, лучшая защита — это нападение.
— А ты зачем оправдываться начал? — накинулся я на Родьку. — Виноват он, видите ли. Я что, тебе маленький ребёнок, который не понимал, что он делает? Играл себе такой весь невинный в песочнице, а тут пришёл злой дядя Родя и лишил бедного мальчика этой невинности.
— Олег, — ого, а они уже хором говорить начали!
— Что Олег? Я что, что-то неправильно сказал? Ты, мама, говоришь одно, а как до дела так совсем другое. А тебе, Родька, я уже тысячу раз говорил, не смей считать меня ребёнком. Хотя бы потому, что я умней.
— Я бы этого не сказала, — подала голос мама. — Был бы умным, не стал бы этим дома заниматься. Где в любой момент застукать могут. Не я, так сестра.
Именно в это время в замке повернулся ключ. Из прихожей послышались два возбуждённых весёлых голоса и через секунду к нам присоединились Марина с Мишей. Увидев наши лица и, пусть не разъярённую, но удручённую маму они сразу поняли, что произошло.
— Всё-таки спалились? — Маринка всегда отличалась прямолинейностью.
— Блин, предупреждал же вас, — Мишка грустно посмотрел на нас.
— Так, — мамин голос не предвещал ничего хорошего. — Я вижу все в курсе, одна я в неведении. Правильно, зачем ставить в известность родителей?
— Мои знают, — нет, ну кто Родьку за язык тянул. Со злостью наступаю ему на ногу. Только поздно, слово не воробей.
— И как к этому отнеслась твоя мама? — ой, не люблю я эти сахарно-приторные интонации. Они значат, что мама уже на грани. Ещё чуть-чуть и сорвётся.
— Нормально. Она меня любит и сказала, что примет меня любым, — я падаю лбом на белую столешницу. Сейчас начнётся извержение вулкана, который носит имя Лариса Викторовна.
— Значит, вокруг вас все такие понимающие и добрые одна я мегера? Поэтому мне рассказывать не надо? Я что, монстр что ли какой?
— Мы, пожалуй, пойдём, — Маринка потянула своего друга за руку, и они поспешили убраться с линии огня. Предатели.
— Нет. Ты не монстр. Для монстра ты слишком красивая, — бурчу я, не поднимая головы. — Мама, прости меня. Я виноват. Я бы тебе обязательно рассказал... со временем.
— И когда бы это время наступило? Лет через сто?
— Прости, мам. Я, честное слово, больше так не буду, — ну вот, а ведь только пять минут назад орал, что я не маленький мальчик. А теперь сижу и лепечу что-то невразумительное.
— Ладно, то, что ты Родиона любишь, мы выяснили. А вот какие у него относительно тебя планы? — мама выжидательно смотрела на моего друга, а я вздохнул с облегчением. Из её глаз пропало выражение брезгливости и где-то очень глубоко появились весёлые искорки. Скажу честно, последний мамин вопрос меня тоже очень сильно интересовал.
Родька вздохнул и выпалил:
— Лариса Викторовна, я его очень люблю.
— Я не об этом. То, что любишь, я поняла, когда ты его защищать ринулся и всю вину на себя брать. Я спрашиваю, что вы собираетесь делать дальше?
— Жить, — ответил я за Родьку. — Просто жить и любить друг друга. Разве это не самое главное?
Эпилог 1. Четыре года спустя.
Олег.
День моего восемнадцатилетия начался на редкость стрёмно. Начну с того, что шёл июнь и Родька досдавал хвосты в институте. Я, естественно, все экзамены сдал досрочно и мог наслаждаться законными каникулами. Мы с ним уже более двух лет жили в Москве. Снимали двухкомнатную квартиру. За это время с помощью отца Леона я создал свою фирму, которую пришлось регистрировать на Родьку, он тогда уже был совершеннолетним. Фирма процветала, я оказывал услуги по программному обеспечению компьютеров. Некоторые программы писал сам, а вообще у нас на фирме был уже устоявшийся штат сотрудников. Родька занимался всеми финансовыми вопросами, недаром учился на экономическом факультете. Наверное, стоило сходить на работу, но трудоголизмом я не страдал, поэтому в день рождения решил на неё забить.
Родя встал как всегда рано и тихо, чтобы не разбудить меня, собирался в универ. Я терпеливо ждал, когда любимый начнёт поздравлять меня с праздником. Как, оказалось, ждал напрасно. Родька склонился надо мной и, поцеловав в лоб, проворковал.
— Я ушёл. Долго в постели не валяйся, а то пролежни появятся.
Меня словно подбросило на кровати, метнулся за ним в прихожую и схватил за рукав рубашки:
— А ты ничего не забыл?
— Да вроде бы нет, — любимый похлопал себя по карманам. — Студенческий на месте, портмоне взял, ключи от машины тоже тут. Нет, ничего не забыл. Ладно, одуванчик, не скучай, — он ещё раз чмокнул меня в лоб и вышел.
Да что за хрень! Он что, забыл про мой день рождения? От обиды я даже спать по новой не пошёл. Вместо этого плюхнулся в зале у телика и стал бездумно переключать каналы. Правда, не забыл положить рядом с собой телефон. Вдруг, кто вспомнит про бедного меня и позвонит с поздравлениями. Одиннадцать часов — ни одного звонка. Может им напомнить о себе? Первой позвонил сестре:
— Марин, доброе утро! Как у вас дела? — начал я издалека.
— Всё хорошо, лапусик. Миша тебе привет передаёт. Сегодня замечательный день, — я обрадовался, как оказалось рано, — у Кристи вылезли два первых зуба.
— Рад за неё! — рявкнул я и отключился.
Вы не подумайте, я очень люблю свою маленькую племянницу. Но... Обидно до соплей, родная сестра, кажется, тоже забыла о моём знаменательном дне. Так, кому ещё позвонить? Ага! Знаю кому, надеюсь, что он не забыл.
— И какой идиот звонит в такую рань? — услышал я в трубке вместо алло.
— Жень, это я!
— Ванилька, ты с дуба рухнул? Зачем ты меня разбудил?
— Жень, а сегодня десятое июня! — вкрадчиво сказал я.
— Ты решил меня познакомить с календарём? Представь, я знаю, какой сегодня день, и даже то, что сегодня пятница, — хмыкнул Женя. — Тебе есть что ещё мне сказать? Если нет, то я продолжу досматривать сон.
— Время уже одиннадцать, а он спит, — ехидно поддел я его, на той стороне хмыкнули.
— Может быть, но я лёг в пять утра. Всё потому, что один похотливый самец не давал мне спать.
— Ты, между прочим, не слишком и сопротивлялся, — услышал я голос этого самца, то бишь, Леона.
— Ладно, не буду вам мешать, — нажал на отбой и тяжело вздохнув, приготовился заплакать. Похоже, про меня все забыли.
Жалеть себя закончил где-то в районе пяти вечера и решил прогуляться. Уже одевшись в любимую синюю рубашку и джинсы, услышал звонок в дверь. На пороге стояли два здоровенных мужика и улыбались во все тридцать два зуба.