– Чай будешь? – спросила Яна.
– Давай. Я не люблю всю эту общепитовскую еду. А чай – это хорошо. Сейчас я тебе рану обработаю. Заодно посмотрим, нужен ли врач.
– Лучше без врачей.
Янка передернула плечами и прошла на кухню. Зашумела вода, загремели чашки…
– Я руки вымою? – повысил он голос.
– Ага! Только не пропадай надолго, как я, – хмыкнула девушка.
Дома ее совсем отпустило. Можно уже и пошутить. Тем более, с безобидным китом. Он быстро вернулся, вооруженный каким-то подобием аптечки.
– Кит, теперь я в ванную – надо смыть с себя кровь врага!.. Чайник на плите. Располагайся.
– Иди, драчун боёв без правил. Я пока заварю чай – по-своему.
Она быстро вернулась, слегка бледная без косметики, больше похожая на двадцатилетнюю девчонку.
Вся эта мирная возня совсем расслабила Янку. Кит осмотрел ей голову и вынес вердикт:
– Жить будешь. Ничего страшного – кожа чуть лопнула. Потерпишь, пока я заклею?
– Клей меня, безобразник.
– Договоришься! Лучше расскажи еще что-нибудь из своей бурной жизни. Как тебе так везет на уродов?
Он обрабатывал ей рану – чуть жгло, запахло каким-то медицинским препаратом. В целом, терпимо.
– Первый раз мне «повезло» в одиннадцать лет, – руки кита дрогнули, но Яна не заметила и продолжила рассказ. – Февраль, я возвращалась из школы после четвертого урока первой смены, а ученики второй еще и не собрались на занятия. Наверное, около часа дня было. Дом, где мы раньше жили, в центре города. Казалось бы, что может случиться? От школы по времени всего пятнадцать минут идти до дома. Где-то на полпути показалось, что за мной кто-то следит. Я оглянулась – действительно, чуть поодаль шел некто, одетый в зимнюю куртку летчика с поднятым воротником, в шапке, надвинутой на самые глаза… Но я увидела эти глаза – голубые, холодные, не мигающие. Он смотрел, будто вынес приговор. Мне стало страшно. Я прибавила ходу. Но он не отставал… Если бы у меня был телефон! Но нет, еще не было… Так мы и зашли во двор вдвоем. Четыре подъезда «хрущевки». Мой первый, а идти к нему через весь двор. Пустой двор в это время дня. Я, совсем ребенок, и все же почувствовала опасность от этого человека. Остановилась у второго подъезда, поставила портфель на скамейку. Он прошел мимо меня, зашел и поднялся на второй этаж. Он смотрел из окна таким же немигающим взглядом. Да, забыла сказать: на первом этаже не было квартир, потому что с другой стороны дома были магазины… Я стояла, ждала, чтобы хоть кто-нибудь прошел по двору! Никого. Я стала замерзать. Но ведь понимала, что он не просто так смотрит! Чего он ждал? Чтобы я, дурочка, зашла внутрь… В конце концов я решила идти к своему подъезду. Прошагала восемь ступенек до двери подъезда, когда почувствовала его за своей спиной. Животный ужас… Вот что напоминали мои ощущения… Я уже открыла деревянную дверь… и в последний момент отошла в сторону, уступая ему дорогу. И закрыла за ним. И снова спустилась к скамейке и поставила на нее портфель. И все повторилось – он смотрел на меня из окна второго этажа, а я мерзла на улице. Жуткое чувство, когда по тебе ползает тяжелый взгляд человека, который хочет сделать тебе плохо. Я почему-то была одета в осеннее пальто и вязаную шапку. И все на мне было малиново-красного цвета: шапка, пальто, сапоги, даже портфель был вишневый! Может, этот цвет ему бросился в глаза тем серым февральским днем? Я к тому времени была такого же роста, что и сейчас, метр шестьдесят четыре. Все из-за плавания и баскетбола – я любила спорт… Минут пятнадцать стояния на улице привели к тому, что я уже дрожала от холода. В это время открылась дверь, и из подъезда вышла молодая женщина, соседка с третьего этажа. Мы поздоровались, и она ушла. Попросить ее о помощи я постеснялась… Моя мысль – ну, если он ничего не сделал такой красивой тетеньке, то что он сделает мне? Ошибка, наивная ошибка!.. Я взяла портфель со скамейки и пошла в подъезд.
Яна замолчала, полностью погрузившись в воспоминания далекого детства. Она начала задыхаться, грудь часто поднималась, но кит ей не мешал – пусть выльет эту боль. Может, она этого никому не говорила?
Янка выпрямилась, сидя на стуле, как будто приготовилась к атаке.
– Снова восемь ступенек уличной лестницы. Дверь подъезда. Семь ступенек первого марша. Я поднялась уже на самую верхнюю, а он как раз в это время спустился со второго, и оказался слева от меня, как бы проходя мимо. Мы поравнялись с ним, идя навстречу друг другу, левое плечо к левому плечу. «Все, – думаю, – прошла!» Нет. Он резко схватил меня за лицо и толкнул назад, вниз со ступенек. Я выронила портфель и пролетела все семь ступенек до самого входа в подъезд, припечатав головой чугунную батарею. Но вырубилась всего на несколько секунд, чтобы, придя в себя ощутить на своем лице его руку в колючей перчатке. Я пыталась вырваться, крутилась, мычала… Он просто зажал мне нос и рот, и через какое-то время я стала задыхаться. Страшно, когда тебе нечем дышать… – Янка снова передернула плечами, пытаясь вдохнуть как можно глубже, словно воздух для нее на вес золота. – Он прошипел мне, чтобы я не дергалась. Я кивнула. Он чуть ослабил хватку на моем лице. Я была рада этим микронам воздуха, у меня уж в глазах все почернело. А этот ублюдок времени даром не терял – он пошарил прямо по пальто, в поисках моей груди, которую и сейчас-то с трудом найдешь, чего уж про тот возраст говорить. Он замер, видимо понимая, что перед ним ребенок, а не девушка. «Ты в каком классе учишься?» – спросил меня. Я подняла руку в перчатке с прижатым большим пальцем. Но на первом этаже не было света. Он схватил меня за руку. Сжал ее, как тисками, аж пальцы хрустнули. И ручонка-то была цыплячья. «В четвертом, что ли?» – спросил. Я покивала. Родители меня на год позже в школу отдали. Я самая старшая и рослая была в классе.