Я внимательно рассмотрел оставшиеся коробки – все они были аккуратно упакованы в целлофан, но несмотря на это, я чувствовал себя глубоко оскорбленным. Я проиграл. Жизнь кончена. Я заточен в монастыре.
Но как ни был я потрясен ее вероломством, до меня скоро дошло, что ушедший без меня автобус ситуацию не исправит, так что я собрал волю в кулак, шмотки в сумку – и двинулся на станцию. Я опоздал почти на четверть часа, но, к счастью, автобус все еще был на месте. И тут я с ужасом увидел Лиз, Фи и Каз, с удобством расположившихся на передних сиденьях.
Мое место было как раз за ними, и пока я к нему пробирался, Фи и Каз улыбнулись, как они улыбались, наверное, своим несчастным прокаженным. Лиз смотрела в сторону.
За такую короткую поездку Каз умудрилась дважды метнуть в окно харчи. Автобус ехал быстро, и довольно солидная порция блевотины, вылетев из ее окна, залетела обратно в мое – прямо мне в лицо.
Нормально, думал я, стирая со щеки недожеванную чечевицу. Сначала ты уводишь мою подругу, потом блюешь мне в морду. Еще какие будут пожелания? Не хотите ли насрать в постель?
Аджмер – слишком незначительный городок, чтобы останавливаться в нем надолго – похоже, Фи, Лиз и Каз тоже собираются пересесть на поезд. За всю дорогу мы не сказали друг другу ни слова – хотя можно было бы, например, извиниться за рвотную шрапнель – так что их дальнейшие планы оставались для меня загадкой.
В Аджмере автобус остановился на маленькой и почти пустой станции. Значит они точно сядут на поезд. Железнодорожный вокзал находился на противоположном конце города, и я, налюбовавшись, как они втроем с рюкзаками впихиваются в рикшу, тоже погрузился – естественно, в другую рикшу – и двинулся вслед за ними.
По дороге я потерял их из виду, но только для того, чтобы в очереди за билетами до Удайпура оказаться за их спинами. Ни одна даже не обернулась, но судя по тому, как они сгрудились в кучку и возбужденно зашептались, мое присутствие не осталось незамеченным.
Через десять минут Лиз резко повернулась, щеки ее пылали от гнева.
– Зачем ты за нами увязался?
– Я ни за кем не увязывался.
– Дэйв, объясни мне, зачем ты это делаешь. Чего ты хочешь добиться?
– Ничего. Я еду на юг – этой дорогой.
– Это что, изощренная месть?
– Не понимаю, о чем ты. Куда, по-твоему, я должен ехать? Обратно в Дели?
– Очень остроумно.
– Я не собирался острить.
– Надеюсь, ты не будешь нас шантажировать?
– Ради Бога, я не собираюсь никого шанражировать. Я просто еду... в... в Удайпур, а потом в Ахмедабад.
Она подозрительно меня разглядывала.
– Я думала, ты поедешь в Гоа.
– Ну да, в Гоа, но может ты разрешишь мне остановиться по дороге, а? Знаешь, меня как – то перестали интересовать бродяжьи притоны. Хочется немного посмотреть и на Индию тоже.
Теперь она разглядывала меня еще более подозрительно.
– Мы выходим до Удайпура – я не собираюсь говорить, где – но если я увижу тебя на станции, я вызову полицию.
– Да, конечно.
– Я не шучу.
– И что они со мной сделают?
– То, что я скажу.
– Ох, Лиз, я устал.
– Нет, это я устала.
– Слушай, я не понимаю, о чем мы вообще говорим – у меня нет ни малейшего желания переться с вами на эту рвотную промывку мозгов. Я сказал, что еду в Удайпур, значит, я еду в Удайпур.
– Я не намерена больше слушать твои бредни, Дэйвид. Просто имей в виду, что если это будет продолжаться, я вызову полицию.
Добравшись до окошка, я объяснил кассиру, что не хочу ехать в одном купе с тремя английскими девушками, которые только что брали у него билеты. Прошла целая вечность до того, как он, наконец, вздохнул, кивнул и сказал, что понял.
Протягивая мне билеты, он прищурил глаз и сказал, что посадил меня как можно ближе.
В вагоне меня встретили ледяные взоры и напряженные спины. Период одинокого пенсионера закончился – теперь я был вонючим стариком в грязном макинтоше.
Через некоторое время мужик, сидевший рядом со мной, радостно улыбнулся и спросил:
– Эти девочки – твои подружки?
На нем была нейлоновая рубашка вся в пятнах пота, а с волос чуть ли не капало сало. Мы были притиснуты друг к другу, и все мои попытки освободить между мной и им хоть немного пространства приводили только к тому, что его липкие телеса тут же заполняли промежуток.
– Нет. Не мои подружки, – ответил я.
– Ты иди разговаривать с девочками, правда?
– Нет. Я не разговориваю с девочками.
– Почему?
– Они не друзья.
Мужик смотрел на меня, как на сумасшедшего частично из-за того, что я коверкал английский язык еще хуже, чем он, но в основном потому, что я не собирался общаться с девочками.
– Они не хорошие девочки, – сказал я, надеясь, что достаточно ясно объяснил ситуацию.
– Они красивые девочки, – отвечал он, многозначительно тараща глаза.
– Можете мне поверить, это редкостные бляди.
– Что?
– Плохие девочки. Плохие девочки.
– Плохие девочки – хорошо.
– Нет. Только не эти. Эти плохо.
Он сочувственно покачал головой, видимо все-таки считая меня сумасшедшим.
– Как тебя зовут, дорогой? – спросил он.
– Дэйв.
– Ты откуда?
– Из Англии.
– Ахх. Англия очень хорошо. Ты женатый?
– Нет.
– Чем ты работаешь?
– Студент.
– Ах, очень хорошо.
Тут он иссяк. Повисла неловкая тишина. Надо было задать ему те же вопросы, но у меня не было сил. Тишину нарушил мужик, сидевший напротив – вид у него был такой больной и несчастный, что я боялся до него дотронуться – он наклонился вперед с явным намерением пожать мне руку.
– Привет, – сказал я, слегка передернувшись.
– Добрый день, милый, – отвечал он, сжимая мою ногу. – Как тебя зовут, дорогой?
– Дэйв.
– Ты откуда?
– Из Англии.
– Ахх. Англия очень хорошо. Чем ты работаешь?
– Студент.
– Ты женатый?
– Нет.
– Ах, очень хорошо.
Наконец-то я познакомился с местными жителями. Можно даже назвать это межкультурным обменом – я просто торчу.
Через несколько часов Лиз, Фи и Каз вышли – я сделал вид, что не заметил. По вагону они двигались медленно и важно, но едва оказавшись на платформе, припустили со всех ног.
Теперь я точно остался один.
Мужик с сальными волосами подался вперед, цокнул языком, щелкнул пальцами и объявил:
– Красивые девочки.
Я вдруг понял, что он хотел сказать. На международном языке липких ебливых мужиков, этот набор жестов означал: жаль, парень, они все равно не для нас.
Я цокнул языком, откинулся назад и пожал плечами.
Он засмеялся и похлопал меня по колену.
Грустно было сознавать, что я так свободно разговариваю на языке липких ебливых мужиков.
Я не из Суррея
Когда поезд подъехал к Удайпуру, в купе кроме меня почти никого не осталось. На платформе было темно и тоже почти пусто. Почти пусто – по индийским стандартам: опустив глаза, можно было рассмотреть несколько дюймов свободной земли, а не только кишащее человечество.
Я вышел на привокзальную площадь, и стал искать такси или рикшу. Несмотря на поздний час, город выглядел оживленным. После прощальной беседы с Лиз я чувствовал себя обязанным посетить в этом городе не только вокзал, но и еще какие-нибудь достопримечательности.
Появился водила и стал затаскивать меня в свою рикшу, но я огрызнулся так резко, что он отстал. Похоже, Джереми был прав, мелькнула у меня мысль, когда говорил, что стоит научиться грубить, и эти люди тут же оставят тебя в покое. И что ты даже не заметишь, как изменился – просто они будут приставать все реже и реже.