Одного взгляда на толчею в аэропорту было достаточно, чтобы впасть в депрессняк, но, оглядевшись по сторонам, я обнаружил в дальнем углу группу европейцев. Выяснилось, что эти пятеро туристов летели тем же рейсом, что и я. Там был Брайен, инженер с БТ[39], который только что закончил “путешествие всей своей жизни”, и теперь волновался, что не сможет опять вернуться к привычной работе; его безымянная надутая подружка с носом, как у Джилли Купер[40]; Лайонел – ученик ортопеда из Ланкашира; Умпт – немецкий студент и его подружка Литти, которая сказала, что пишет диссертацию о заморозках на почве.
Некоторое время мы сидели кружком и болтали, потом Умпт сказал, что у него в рюкзаке есть фрисби[41]. Вчетвером мы принялись бросаться фрисби, заняв половину огромного зала.
Пока мы играли, я заметил, как в дверях появилась странная, похожая на альбиноску женщина, завернутая в абсолютно белое сари. Потом я увидел, что она везет на тележке рюкзак, и подумал, что это не альбиноска, а скорее западная женщина с очень странным вкусом. Затем она повернула голову в нашу сторону, и – я застыл на месте, а фрисби заехало мне в морду.
О, Господи! Это была Лиз. Пусть в индийском наряде, но это определенно была она. Все та же напряженная и одновременно плавная походка.
Я швырнул фрисби Умпту, сказал, что больше не играю, и долго смотрел, как она усаживается в дальнем углу зала. Я так и не понял, видела она меня или нет. После минутного раздумья, не обращая внимания на колотившееся сердце, я двинулся в ее сторону. Я старался дышать реже, чтобы спрятать волнение, но вместо этого вообще перестал дышать, отчего волнение целиком вылезло наружу.
Подойдя ближе, я увидел, что сари дело не ограничилось, на лбу у нее красовалась темная точка. Что за блядство!
– Привет!
– Привет.
Она презрительно усмехнулась и стала смотреть в сторону. Всего минуту назад, когда она появилась в зале совсем одна, мне стало ее жаль, но этого надменного взгляда оказалось достаточно, чтобы вспомнить, как сильно я ее ненавижу.
Однако, я решил держаться по-дружески, поскольку это был лучший способ вывести ее из себя.
– Тебя это не удивляет?
– Что?
– То, что мы встретились.
– Вообще-то мы брали билеты на один и тот же самолет. Я бы не сказала, что это такая уж неожиданность.
– Ааа, ну да. Совсем забыл.
Она быстро на меня посмотрела и ничего не сказала.
– Когда ты вошла, я подумал, что это какая-то альбиноска.
– Очень остроумно.
– А потом не поверил своим глазам. Что за маскарад?
– Просто я приспособилась к индийскому климату и культуре. Для этого я сюда и ехала, если ты еще не понял.
– Сдуреть можно. На Пикадилли[42] на тебя будут оглядываться.
– Меня встречают родители.
– Дома все равно придется переодеваться.
– Смотря что понимать под домом.
– Дом – это дом. Там, где живут твои папа с мамой.
– Я не считаю его своим домом. Я переехала.
– И где же тогда твой дом?
– Там, где я захочу.
– Значит, так и собираешься таскать на себе это сари?
Она бросила на меня высокомерный взгляд.
– Может я и привыкну снова к Англии, но сейчас мне трудно вспомнить, какая она.
– Холодная. Сырая.
– А ты все такой же нытик.
– Это не нытье. Я рад, что возвращаюсь. Это было весело, но – знаешь – жить тоже нужно.
Произнося эти слова, я чувствовал, что голова у меня идет кругом. Совершенно неожиданно до меня вдруг дошло, что я действительно возвращаюсь домой. Пройдет совсем немного времени, я влезу в железный ящик, и он доставит меня в Англию, в настоящую жизнь. Через две недели начнется университет. Придется работать – читать настоящие книги и писать.
– Жить тоже нужно? Как это типично. Ты типичный европейский карьерист.
– Да? А что же ты собираешься делать? Таскать весь этот хипповый хлам по Англии? Спустись на землю, эй.
– Неужели ты совсем не изменился? За целых три месяца Индия не оставила на тебе ни малейшего следа.
– Следа? Не оставила следа? Можешь мне поверить – это как попасть под машину. Я теперь совсем другой человек.
– Да, конечно.
– Да, конечно.
– В чем же это выражается?
– Я... ты знаешь, я вырос. Я был ребенком – теперь я ответственный взрослый человек.
– Ты и раньше был слишком самоволен, Дэйв. Я не думаю, что лишняя самоуверенность пойдет тебе на пользу.
– Самовольный и ответственный – разные вещи. Самовольными бывают дети, взрослые самостоятельные.
– Значит ты теперь взрослый и ответственный, так?
– Если тебе так хочется, да.
Она закатилась от смеха.
– А пошла ты! Какого хуя я вообще с тобой разговариваю?
– Ты просто очаровашка.
– Не смей так со мной обращаться, ты – снобливая сука.
– Оох! Это теперь называется взрослый и ответственный?
И она снова засмеялась.
– Слушай – последи за собой, пожалуйста. Будешь продолжать в том же духе, я... боюсь, мне придется рассказать Джеймсу о вашей Внутренней Йоге.
Смех оборвался.
– Откуда ты знаешь?
– От одной маленькой птички, которую я случайно поймал на пляже. Так вышло, что мы с ней прекрасно провели время.
– Ты видел...
– Я больше ничего тебе не скажу. Но мне все подробно изложили.
– Слушай, Дэйв. Не забывай, пожалуйста, что ты потратил полгода на то, чтобы трахнуть девушку своего лучшего друга, так что не надо корчить из себя шантажиста.
– Никто не корчит шантажиста. Я просто предлагаю нам обоим сделать над собой усилие и установить некое подобие цивилизованных отношений. Ни тебе, ни мне не понравится, чтобы весь Лондон чесал на эту тему языки.
Она посмотрела на меня одним из своих проникающе-жестких дьявольских взглядов.
– Я рассчитываю никогда больше тебя не видеть, – с этими словами она подняла с колен книгу и углубилась в чтение.
Несколько секунд я смотрел, как она читает, пока до меня не дошло, что за Лиз, как обычно, осталось последнее слово.
– Будем надеяться, – пробормотал я себе под нос и ретировался.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ:
ДЭЙВ-ПУТЕШЕСТВЕННИК
Что-то очень нереальное.
Я рулил из Хитроу[43] до дома, и не мог отделаться от ощущения, что впервые попал в Лондон. Неужели бывают на свете такие чистые улицы, такой ровный асфальт, из животных – только ухоженные собачки на поводках, машины, которые ездят, словно в полицейском ролике о дорожных правилах. Никто не слоняется просто так – люди целенаправленно движутся туда, куда им нужно. И у каждого будто свой маленький панцирь, спрятанный за стеклами очков, под плащами или даже в торопливой походке.
И почему-то очень смешными показались мне английские номерные знаки на машинах. Вообще все это больше походило на кукольный городок, чем на столицу государства. Что-то очень нереальное – как пародия на маленькую смешную глупую Англию.
Первым делом, войдя в дом, я выпил залпом стакан воды – прямо из-под крана. Какое блаженство! Мама спросила, что хочу на обед, и я пожелал стэйк с зеленой фасолью и молодой картошкой. Она тут же достала все, что нужно, из холодильника и взялась за стряпню, сказав, что точно знала заранее, чего мне захочется.
Пока я ел, она забрасывала меня вопросами с такой скоростью, что я не успевал отвечать. Стоило мне начать какую-нибудь историю, как она через две фразы перебивала ее вопросами типа что я ел, где спал, как стирал одежду, и прочим нудным хламом, который не давал мне никакой возможности изложить, чем же в действительности было мое путешествие. Чем дольше я говорил, тем труднее становилось объяснять. Она попросту не понимала, о чем идет речь. Между ее и моим миром не осталось ни одной точки соприкосновения. Все равно, что объяснять медузе баскетбольные правила.