Миссис Скотт вскочила и что-то прошептала Уэксфорду одними губами, показав, чтобы он шел с ней на кухню. Это было стерильно чистое место, полное технических новинок и достаточно современное, чтобы радовать сердце любой домовитой женщины, но миссис Скотт, видимо, считала, что должна извиниться.
— У мистера Скотта случился удар зимой, — сказала она, включая электрический чайник, — и он сразу сильно сдал. Он уже не тот, каким был прежде. Поэтому мы и переехали сюда из Колчестера. Если бы он оставался прежним, у меня было бы здесь все автоматизировано, он бы многое сделал своими собственными руками, а не доверился этим подрядчикам. Видели бы вы мой дом в Колчестере! Центральное отопление было даже слишком горячим. Приходилось держать окна открытыми дни и ночи. Мистер Скотт сделал это все своими руками. Конечно, поскольку он всю жизнь занимался этим делом, не было ничего такого, чего бы он не знал об отоплении и трубах. — Она замолчала, внимательно посмотрела на чайник, который начал издавать жалобные звуки, и сказала, явно стараясь заглушить эмоции: — Мы читали в газетах о том человеке Суоне и о том, что вы пытаетесь опять раскопать все о его маленькой девочке. Мистеру Скотту стало плохо только от одного его имени.
— Ребенок погиб еще зимой.
— Мистер Скотт не читал тогда газет. Он был слишком болен. Мы никогда не знали, что Суон живет рядом с нашей племянницей. Мы бы никогда не поехали, если бы знали. Так, значит, он жил там, когда мы приезжали в последний раз, а мы не знали даже. — Она присела на пластиковое подобие скамьи и вздохнула. — Она все эти годы не выходила у него из головы, бедная маленькая Бриджит. Я думаю, что это бы убило его, если бы он столкнулся лицом к лицу с Суоном.
— Миссис Скотт, сожалею, что мне приходится спрашивать у вас, но, по вашему мнению, это возможно, что он мог дать вашей дочери утонуть? Я хочу сказать, могло ли так быть, что Суон понимал, что она тонет, и не препятствовал этому?
Она молчала. Уэксфорд увидел, как давняя печаль тронула ее лицо, засветилась в глазах и ушла. Чайник бурно закипел и выключился.
Миссис Скотт поднялась и начала заваривать чай. Она была довольно собранной, но охваченной печалью. Ее пальцы крепко вцепились в ручку чайника. Огромное горе свалилось на нее, то единственное горе, которое, по словам Аристотеля, нестерпимо, но она вынесла его, продолжала готовить чай, продолжала бурно радоваться центральному отоплению. Вот так когда-нибудь будет и с миссис Лоуренс, подумал Уэксфорд. Аристотель знал не все, возможно, не знал того, что время лечит раны, перемалывает все в пыль и оставляет иногда лишь некоторую печаль.
— Она была любимицей мистера Скотта, — сказала наконец мать Бриджит. — Я — другое дело. У меня были мои сыновья. Вы знаете, что значит для мужчины маленькая дочка, его малышка.
Уэксфорд кивнул, думал о Шейле, своем бесценном сокровище, которая была светом в его окошке.
— Я никогда не воспринимала это так, как он. Женщины сильнее, как я всегда говорю. Им приходится мириться с чем-то. Но я находилась в ужасном состоянии в то время. Она была моей единственной дочкой, понимаете, и поздним ребенком. На самом деле мы бы никогда не решились на еще одного ребенка, если бы не сумасшедшая мечта мистера Скотта о дочери. — Казалось, она пыталась вспомнить не факты, а чувства, которые испытывала в то время, силилась и не могла. — Это было ошибкой — ехать в тот отель, — сказала миссис Скотт. — Нам вполне подошел бы пансион, по у мистера Скотта дела шли так успешно, что я не решилась возражать, когда он заявил, что не хуже других и не видит, почему бы нам не остановиться в отеле, если мы можем себе это позволить? Мне стало не по себе, откровенно вам скажу, когда я увидела, с публикой какого рода нам придется там жить: мальчики из Оксфорда, и какой-то адвокат, и какой-то баронет. Конечно, Бриджит этого не понимала, они были для нее обычными людьми, и она увлеклась этим Суоном. Лучше б ей никогда его не видеть. Однажды мы были в холле, и она все крутилась возле него — я никак не могла ее остановить. Я пыталась — и он, ничего не говоря, ничего не сказав ей, с такой силой ее оттолкнул, что она упала и ушибла руку. Мистер Скотт сразу подошел, сказал ему, что он — сноб и что Бриджит нисколько не хуже его. Я никогда не забуду, что он ответил. «Мне плевать, чья она дочь, — сказал Суон. — Мне плевать, кто ее отец — граф или мусорщик. Я не хочу, чтобы она была тут. Она стоит на моем пути». Но это не остановило Бриджит. Она не собиралась оставлять его в покое. Я часто думала с тех пор, что Бриджит поплыла к его лодке, чтобы находиться с ним вдвоем и чтобы никого больше не было.
Миссис Скотт взяла поднос, по не сделала пи шагу в сторону гостиной. Она прислушалась, а потом сказала:
— Она не могла заплывать далеко. Мы ей все время твердили, чтобы она не заплывала слишком далеко. Суон знал это, он нас слышал. Бриджит была ему безразлична, и он позволил ей утонуть. Если это называется убийством, то он убил ее. Она была еще ребенком. Конечно, он убил ее.
— Это серьезное обвинение, миссис Скотт.
— Не более серьезное, чем обвинение коронера. Когда я прочла в газете о его собственной маленькой девочке, я не почувствовала жалости к нему, я не почувствовала того, что он это заслужил. Я подумала, что он поступил точно так же и с ней.
— Обстоятельства были другими, — сказал Уэксфорд. — Стелла Риверс умерла от удушья.
— Я знаю. Я читала об этом. Не могу сказать, что он сделал это умышленно, так же как не могу сказать, что он на самом деле толкнул Бриджит под воду. Я просто думаю, что Стелла тоже стояла на его пути. Она — падчерица, а он — молодожен; может быть, она сказала что-то, что ему не понравилось, или влюбилась в него, как Бриджит, и он схватил ее, сдавил ей горло — и она умерла. Нам лучше вернуться к мистеру Скотту.
Он сидел в той же позе, в какой они оставили его. Его почти незрячие глаза были открыты. Его жена дала ему в руки чашку и помешала в ней чай.
— Пожалуйста, дорогой. Извини, что я так долго. Съешь кекса, если я нарежу его мелкими кусочками?
Мистер Скотт ничего не ответил. Он сосредоточил все свое внимание на Уэксфорде, и старший инспектор понял, что старику не дали никакого объяснения по поводу цели его визита. Правда, вскользь было упомянуто о Кингсмаркхеме и племяннице, по Уэксфорда не представили ни по имени, ни по званию.
То ли было нечто в глазах его жены, то ли он Услышал что-то из их разговора, когда они находились на кухне, но старик неожиданно спросил своим хриплым монотонным голосом:
— Вы — полицейский?
Уэксфорд заколебался. Скотт — очень больной Человек. Вполне возможно, что единственный раз он вступал в контакт с полицией, когда погибла его любимая дочь. Мудро ли это было, не жестоко ли и так уж необходимо возвращать воспоминания в этот измученный, затуманенный мозг?
Прежде чем он успел прийти к какому-то решению, миссис Скотт сказала бодро:
— О нет, дорогой. С чего ты взял? Этот господин просто друг Эйлин из окрестностей Кингсмаркхема.
— Совершенно верно, — с жаром подтвердил Уэксфорд.
Рука старика задрожала, и чашка запрыгала на блюдце.
— Я не могу больше ездить туда. В моем состоянии. Это не может длиться больше.
— Ну что за разговоры! — Бодрый тон миссис Скотт не слишком хорошо скрыл ее страдание. — Что ты, ты уже почти такой же, как прежде. — Она беззвучно прошептала что-то непонятное Уэксфорду, а потом громко сказала: — Видели бы вы его в прошлом марте, через пару недель после того, как с ним случился этот удар. Он был скорее мертв, чем жив, хуже грудного ребенка. И посмотрите на него сейчас.
Но Уэксфорд едва ли мог отважиться на то, чтобы посмотреть. Выйдя от них, старший инспектор подумал, что эту беседу вряд ли можно было назвать бесполезной. По крайней мере, он будет теперь принимать таблетки доктора Крокера с удвоенным усердием.
Глава 18
Впечатление, которое производил Суон на других людей, незаметно изменило собственное представление Уэксфорда о нем, наделив мистера Суона бессердечной холодностью и завораживающей красотой, неземной привлекательностью и силой, так что, когда он встретился с ним самим лицом к липу, он почувствовал обман и едва ли не шок. Потому что Суон был просто Суоном, по-прежнему праздным молодым мужчиной, ведущим ленивую бесцельную жизнь. Было странно думать о том, что простого упоминания его имени оказалось бы достаточно, чтобы убить мистера Скотта, и что, как дьявольское наваждение, Суон призраком являлся в сновидения Френсхема.