Эйдан сглотнул, пытаясь избавиться от комка в горле.
– Да, – просто ответил он. – Практически каждый раз, когда мы были вместе на протяжении последних двенадцати лет.
– Это очень хорошо, – одобрил Армитэдж. – Он будет знать, как сильно ты его любишь, когда… когда…
– А что случилось между вами и Ли? – прервал его Эйдан, не желая слышать окончание фразы.
Армитэдж вздохнул и потер лоб пальцами, вновь переживая тяжелые моменты прошлого:
– Однажды ночью его отец застал нас обнаженными в моей постели и избил меня до полусмерти. В последний раз, когда я видел Ли, он сказал мне, что я дьявол во плоти, что я соблазнил его и принудил к греху. И я ему поверил. Преподобный Пейс вышвырнул меня из дома, и мне понадобилось три дня, чтобы добраться до родителей. Я чувствовал себя униженным и преданным. Он поцеловал меня первым и в тоже время обвинил в том, что это я его соблазнил. А еще я боялся, что Ли из-за меня попадет в ад. Сейчас я понимаю, что он просто испугался своего отца, но тогда меня раздирали вина и чувство несправедливости происходящего. Я пришел к выводу, что Богу не нужен такой пастор, так что я расстался с мечтой. Более того, я пытался сойтись с женщиной, найти ту, что выйдет за меня и создать нормальную христианскую семью. Но женщины слишком умны. Они чувствовали, что во мне что-то не так, и все отказывались. Наконец, я решил остаться один, среди своих книг. Долгое время я ненавидел себя за эти мысли и желания. Во мне жил демон, который нашептывал мне греховные мысли… Я проклинал себя, считал, что болен и из-за этого предпочитаю мужчин женщинам… А потом ко мне пришел ты. Маленький потерявшийся ангел, чисто и искренне влюбленный в своего друга. Я сразу понял, что однажды вы станете любовниками. Но это будет не низменные желания плоти. Это будет настоящая любовь. И я сказал себе: «Разве может дьявол владеть этим невинным ребенком, который просто хочет любить и быть любимым?» Ты не мог быть грешником, ведь к другу тебя толкнула не похоть. Благодаря тебе, я понял, что это не болезнь и не проклятие. Я понял, что то, что я испытывал к Ли тогда, тоже не было лишь зовом плоти. А также то, что дьявол там, где ненависть, а не там, где любовь. Дьявол подталкивает людей сеять страдания. Но я должен был предупредить тебя. Я должен был сказать, что рано или поздно найдется тот, кто разрушит то, что вы с Дином создали. Я должен был, но не сделал этого, – голос Ричарда зазвенел от сдерживаемых слез. – Я не смог разрушить твою мечту о счастье в объятиях того единственного, кого ты любишь. Эйдан, мне так жаль…
Неожиданно, Эйдану стало легче. Пусть учитель сейчас был так расстроен, но, по крайней мере, он мог разделить его боль.
– Да, мы живем в жестоком мире, Эйдан, – тем временем проговорил Армитэдж. – Я знал, что это случится. И молодой мистер О’Горман тоже. Именно поэтому он пришел ко мне за день до ареста.
– Что? – Эйдан практически подавился своим виски.
– Да, он пришел и рассказал, что случилось в лесу в тот день. Рассказал, как эти трое нашли свою смерть и почему.
Эйдан вскочил и замер, не зная, что делать дальше:
– Он рассказал? Почему? Почему вам?
– Он сказал, что ты достаточно умен и разбираешься в людях. И если ты выбрал меня в качестве друга, то и он может мне доверять. Так что ты не единственный, кто знает, что О’Горман невиновен.
Эйдан рухнул обратно на свой стул и закрыл лицо ладонями.
– А смысл? Все равно мы никак не можем предотвратить казнь, – воскликнул он в отчаянии, стукнув кулаком по столу. – Этот город наводнили марионетки преподобного Блэкхока. Единственное, что им нужно – голова Дина. У семьи О’Горманов есть деньги, есть власть, но даже они скрылись в своем поместье и бросили сына на произвол судьбы. Для них он уже мертв. Я слышал однажды о женщине, которая написала королю письмо с просьбой помиловать ее мужа ради десяти детей, которые должны были остаться сиротами. Но Дин не женат. У него нет жены или детей, о которых нужно заботиться. Мы ничего не можем сделать, Ричард… ничего…
– Мы можем молиться, чтобы истина восторжествовала, – прошептал мистер Армитэдж. – Мистер О’Горман понимал, что, если его арестуют, будет мало надежды спастись. И в тоже время он надеялся, что его арестуют, и все внимание будет направлено на него, а не на тебя. Именно поэтому он оставил мне кое-что, что я должен был отдать тебе после его смерти. Но, вероятно, уже ничего не изменит, если я отдам это тебе сейчас.
Книготорговец порылся в деревянном ларе около очага и достал оттуда кожаную папку. Эйдан узнал ее немедленно – инфолио, в котором Дин хранил эскизы и зарисовки.
– Он хотел, чтобы это досталось тебе, – Армитэдж вложил папку в руку Эйдана.
Молодого человека буквально трясло от переизбытка эмоций. Эти рисунки, стихи, эскизы – это была душа Дина. Он никогда не был разговорчивым. Все свои мысли, чувства, радости, разочарования, печали, свою любовь к Эйдану он выражал в этих работах.
Брюнет бережно положил папку на стол и осторожно провел пальцами по корешку из потрепанной кожи.
– Можно? – спросил он.
– Полагаю, да. Она теперь твоя, – откликнулся Ричард, продолжая держать руку на плече Эйдана.
– Вы открывали ее?
– Нет! Конечно, нет. Это слишком личное. Я бы себе такого не позволил.
Эйдан благодарно взглянул на него, а затем вновь посмотрел на папку. Для него это была не просто стопка бумаг. Но он боялся того, что может увидеть. Он знал большинство работ Дина, но тогда были другие времена. Тогда они оба считали себя неуязвимыми. Сейчас же Эйдан боялся этих воспоминаний. Он боялся, что боль, которая уже была невыносимой, станет еще сильнее. За эти дни он прекрасно понял, что всегда может стать еще хуже.
– Мне оставить тебя? – тихо спросил Ричард.
– Нет, нет. Не надо, – ответил Эйдан, оглянувшись.
Книготорговец слегка пожал его плечо, и брюнет чуть улыбнулся. Присутствие бывшего учителя придавало ему смелости. Он глубоко вздохнул, развязал шнурок, скрепляющий папку, и открыл ее.
На первых трех листах были портреты Эйдана.
На первом было лишь лицо Эйдана с широкой развязной улыбкой от уха до уха. Интересно, сколько недель прошло с момент, когда он последний раз так улыбался. Второй рисунок был более сложным. На нем Эйдан подстригал овцу, что-то радостно напевая. На третьем, сосредоточенный Эйдан сидел в кресле с книгой в руках, погрузившись в чтение, вцепившись в книгу почти агрессивно.
Мистер Армитэдж тихо усмехнулся.
– Даже когда ты был ребенком, у тебя всегда становилось такое лицо, когда ты читал, – пояснил он. – Он прекрасно уловил все нюансы. Это талант.
– Да, он талантлив, – ответил Эйдан, с трудом сдерживая слезы.
Он уже видел эти портреты. На них, как и на всех рисунках, которые он видел до этого момента, был он, его жесты, его эмоции, его движения, практически идеально запечатленные Дином. Но вдруг сейчас он взглянул на них по-другому. Рисунки не изменились, но теперь он чувствовал присутствие Дина. Он смотрел на собственное лицо, но за каждой линией, на каждой штриховкой, за каждой тенью чувствовал возлюбленного. На рисунках Эйдан был один, но так видел его Дин, так чувствовали его руки и сердце. Он тоже был в этих работах.