Наконец, они вышли на главную улицу, которая вела точно к центру города, и вскоре оказались на рыночной площади вместе с еще несколькими горожанами. Сердце Эйдана оборвалось.
– Матерь божья! – выдохнул Армитэдж, закрыв лицо руками и тряся головой, не желая верить в то, что видел.
Эйдан замер, не в силах пошевелиться, и лишь смотрел на здание тюрьмы, пылающее в ночи как факел. Из-за дыма было сложно разглядеть, что именно там происходит – только пламя ревело во тьме. Крыша здания уже обвалилась. С первого взгляда было ясно, что, кто бы не находился внутри, у него не было шансов на спасение. Тюрьма была уничтожена, так что жители сейчас отчаянно пытались не позволить пламени перекинуться на соседние здания.
Книготорговец беспомощно взмахнул рукой в тщетной попытке задержать Эйдана, когда юноша, выкрикнув имя возлюбленного, бросился прямо в огонь. Сейчас он не думал о собственной безопасности. Важно было лишь спасти любимого или погибнуть, пытаясь это сделать.
Продолжая звать Дина, он подбежал почти вплотную к огню, кашляя и закрывая лицо рукавом рубахи. Его кожу опалило жаром, а дым разъел глаза, мешая видеть, но он упрямо пытался добраться до двери в здание.
Внезапно, чьи-то руки обхватили его талию и оттащили от огня. Эйдан дернулся, но его спаситель был определенно сильнее. Его волокли прочь, несмотря на крики и попытки сопротивляться, и отпустили лишь на другом конце рыночной площади, где он мог, наконец, вдохнуть воздух без дыма. Юношу скрутил приступ кашля, обожженные легкие горели, а из воспаленных от дыма глаз брызнули слезы отчаяния и бессилия.
Чьи-то руки по-прежнему удерживали его поперек груди, предупреждая попытки броситься обратно в огонь.
– Я должен… должен… Я должен вытащить его оттуда, – попытался крикнуть он между приступами кашля.
– Слишком поздно, приятель, – проговорил Мактавиш, продолжая держать его. – Слишком поздно. Мне жаль.
– ПОЧЕМУ??!! – взвыл Эйдан, изворачиваясь в крепкой хватке и вцепляясь в рубаху кузнеца. – ПОЧЕМУ ТЫ ЕГО ОТТУДА НЕ ВЫТАЩИЛ?!!! Ты был с ним там. Почему ты тогда еще жив?
– Я пытался, клянусь, – воскликнул тюремщик, перехватывая запястья Эйдана. – Но, когда я понял, что происходит, когда почувствовал запах дыма, было уже поздно. Когда я добрался до камеры, там было уже все в дыму. Я ничего не видел. И там повсюду было пламя, я обжег себе руку, просто схватившись за ручку двери, – он продемонстрировал обожженную ладонь. – Мне жаль, Эйдан. Я знаю, что он был твоим лучшим другом, но я не мог рисковать жизнью и бросать детей сиротами, спасая того, кто все равно приговорен. Ты же понимаешь?
Эйдан поник, признавая правоту этих слов. Так или иначе Дин бы все равно в итоге был бы мертв.
– Поверь на слово, была бы моя воля, я ни за что не позволил бы ему сгореть заживо. Но у того, кто не хочет жить, все равно нет надежды, – добавил шотландец, отпуская юношу.
Эйдан уже собирался спросить, что это значит, когда из-за завесы дыма вынырнули трое мужчин. Они окликнули Мактавиша, и Эйдан быстро отошел в сторону, скрываясь из вида, но при этом оставаясь в пределах слышимости. Двоих он не знал, а вот третьим был никто иной, как преподобный Блэкхок.
– Надеюсь, у тебя есть объяснение случившемуся, Мактавиш! – рявкнул пастор.
– Как вы можете объяснить причины того, что произошло? – более спокойно, но не менее властно спросил один из незнакомцев.
По его одежде и манере держаться Эйдан предположил, что это может быть судебный пристав, присланный присутствовать на казни Дина. Это был грузный мужчина в белом парике и с густыми черными бровями. Судя по всему, его спутник был палачом. Он стоял к Эйдану спиной, так что юноша не видел его лица.
– Заключенный сидел в камере под замком, а я большую часть ночи провел в кладовой… – начал Мактавиш.
– Вы разговаривали с заключенным? – спросил пристав.
– Один раз, когда принес ему последнюю трапезу.
– Он сказал вам что-нибудь?
– Поблагодарил и спросил, сколько осталось до рассвета, сэр. Больше ничего.
– И сколько было времени?
– Три часа ночи.
– Вам не показалось это подозрительным?
– Нет, сэр. Думаю, на его месте я задал бы тот же вопрос, если бы знал, что срок моей жизни исчисляется часами, – пожал плечами шотландец.
– И что было дальше? – вклинился в разговор пастор.
– Я прибрался в кладовой, закончил дела примерно к пяти утра, а дальше вышел на улицу и караулил у двери, как вы приказывали в письме, – ответил тюремщик, глядя на пристава. – Примерно через полчаса я почувствовал запах дыма. Сначала я решил, что, должно быть, кто-то поблизости затопил камин, поскольку ночка выдалась прохладная. Но вскоре понял, что дым сочится из-под двери. Когда я вломился внутрь, кладовая уже вся была в дыму. Я бросился к камере – даже обжег себе ладонь о ручку двери, когда попытался ее открыть, – но там уже было невероятно жарко. Я ничего не смог разглядеть. Я попытался проникнуть внутрь, но почти сразу понял, что в этом случае погибну, а у заключенного шансов спастись не было вовсе.
– Вы уверены, что он не мог сбежать? – прищурился Блэкхок.
– Я проверил замок на двери после того, как отнес ему ужин, сэр, – кивнул шотландец.
– Вы слышали крики или просьбы о помощи? – спросил пристав.
– Нет.
– Если позволите, пристав, я отмечу, что это обычное дело, – вмешался палач. – Время от времени заключенные совершают самоубийство. Страх и отчаяние толкают их на это.
Эйдан вздрогнул и непроизвольно тряхнул головой. Это было невозможно. Дин должен был встретить смерть достойно. Да, при их последней встрече он признался, что боится, но подобная трусость все равно была не в его характере.
– У него была возможность устроить пожар? – продолжил пристав.
– Да, сэр. Пол камеры был усыпан соломой, а также там стояла масляная лампа.
– Думаю, мы можем с чистой совестью признать, что О’Горман совершил самоубийство, – подвел итог палач.
Судебный пристав и тюремщик согласно кивнули, однако пастор выглядел неудовлетворенным.
– Как только огонь успокоится, мы осмотрим камеру на предмет останков. И если мы ничего не найдем… вы пожалеете об этом, Мактавиш, – пригрозил он, прежде чем отойти вместе со своими спутниками.
Эйдан остался один, безразлично наблюдая за тем, как начинается рассвет. У него больше не было сил кричать или плакать. Юноша чувствовал себя опустошенным и усталым. Вот все и кончилось – боль, страдания, отрицание. Дина больше нет. Но произошедшее казалось настолько невозможным, что Эйдан не мог заставить себя поверить. Нужно просто подождать, твердил он себе, и тогда кто-нибудь обязательно подойдет, положит руку на плечо и тихо скажет, что с Дином все в порядке, что он ждет в безопасном месте. И тогда он придет туда, поднимет возлюбленного на руки и отнесет обратно домой, укутает в одеяло и заставит выспаться, чтобы отдохнуть ото всех этих ужасов. Он будет сидеть рядом и гладить волосы Дина, пока тот будет спать. Да, именно так он и сделает, как только кто-то придет и скажет, где же его найти. Эйдан оглянулся. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя настолько потерянным. Он стоял и ждал, но никто не приходил.
Потом он заметил мистера Армитэджа, молчаливого и печального. Мужчина встретил взгляд своего бывшего ученика и вздрогнул – ореховые глаза Эйдана, всегда такие живые и яркие несмотря на свой темный цвет, сейчас казались мертвыми. Последняя искра надежды, которая еще теплилась в нем, угасла.
Эйдан снял плащ, передал его учителю и закатал рукава рубахи. Так и не сказав ни слова, он нашел лопату и отправился помогать другим горожанам. Он слышал, как люди за его спиной шепчутся о том, что смерть Дина на его совести, ведь они были любовниками. Они искали козла отпущения, но Эйдану было все равно, даже если бы они решили забить его камнями до смерти. Больше ничего не имело смысла. Он помогал рыть траншею, отделяющую огонь от других построек, раз за разом яростно вбивая лопату в землю, пока не выбился из сил.