– Так и было, – шепотом ответил брюнет, неотрывно глядя на коробку на дне ямы.
Дин всегда был тихим и вежливым, кроме случаев, когда необходимо было защитить тех, кого он любил. В эти редкие моменты он становился настоящим львом. Для всех он был спокойным и великодушным, но с Эйданом он был страстным любовником и верным защитником.
– В городе говорят, что он стал убийцей, потому что спал с мужчинами, – заметил Оливер, и Эйдан вздрогнул, но решил дать мальчишке возможность выговориться. – Кое-кто спрашивал меня, не принуждал ли он меня к этому. Я мог солгать, но не стал. Господин ни разу меня и пальцем не тронул. Никогда не был несправедлив. Он был добрым. Однажды он даже купил мне новую одежду, а временами давал лошадь, чтобы я мог съездить в Веймур к матушке.
Эйдан кивнул, и тогда мальчишка заговорит тише:
– Не говорите никому, но я думаю так – если мистер О’Горман кого-то убил, значит они того заслуживали!
Во взгляде парнишки светилось столько восхищения своим ушедшим господином, что Эйдан не устоял и улыбнулся ему, пожав плечо в знак согласия.
– Я могу?... – Оливер указал лопатой на яму.
– Еще минуту, – попросил Эйдан.
Он поднял горсть земли, подошел к могиле и высыпал ее на крышку коробки. Он видел раньше, что так поступают на похоронах. Наверное, так нужно было сделать, но ни облегчения, ни понимания это ему не принесло.
Отступив в сторону, он наблюдал, как парнишка засыпает останки Дина, как исчезает крышка ящика, а затем и игрушечная лошадка.
– Мне пора возвращаться, – вздохнул Оливер, устанавливая на могиле простой деревянный крест.
– Я побуду тут еще немного, – откликнулся Эйдан.
– Мне приказали охранять это место до заката, но вряд ли кто-то позарится на кости.
– Скорее всего, – согласился брюнет. – Он больше не представляет интереса.
Иногда люди пытались украсть прядь волос или клочок одежды повещенных преступников. Если бы Дина казнили, на похороны бы собрался весь город. Самоубийцы же никому не были нужны.
Рыжеволосый парнишка на прощание помахал Эйдану и ушел, оставив юношу на холме, где его единственной компанией был крест. Брюнет преклонил колени и прочел эпитафию.
Дин Ланс О’Горман VI – 1676-1707 – умер в возрасте 31 года и 11 месяцев
Эйдан опустился во влажную траву и лег около могилы. И тут же услышал тихий хруст, вспомнив о записке все еще лежащей в кармане. Последнее письмо Дина. У него не было сил прочитать его вновь. Там же лежал конверт с рисунками Эйдана. Теми самыми, на которых Дин поставил красные крестики под большим корнем старого дуба. Достав один из рисунков, юноша долго изучал его, пытаясь понять смысл послания.
– Что же ты пытался сказать мне, любимый? – прошептал он, касаясь губами шершавой бумаги.
Ответа, конечно же, не последовало, так что он сложил лист обратно в конверт и убрал его. Он так и остался лежать на земле, разглядывая белое небо, чувствуя, как боль и страдания наполняют каждую клеточку его тела, и ожидая, когда смерть придет забрать его душу.
Он пытался вспомнить запах Дина, но не смог. Память уже подводила его. Внезапно, он прочистил горло и громко произнес:
– Я не могу заставить себя поверить, что ты здесь, в этой земле, – обратился он к возлюбленному. – Я знаю, тебя здесь нет. Но я не знаю, где ты, так что только надеюсь, что ты услышишь меня, где бы ты ни был, – он сам удивился тому, как уверенно прозвучал его голос. – Я был очень зол на тебя. Зол на то, что ты оставляешь меня одного. Я знаю, что это было несправедливо. Ты спас меня, потому что любишь. Я просто хочу, чтобы ты знал. Я больше не злюсь. Я никогда не мог долго на тебя злиться. Помнишь, что ты мне говорил, когда я был моложе и обижался? Ты говорил: “Ну и ладно, ты всегда знаешь, где меня найти, когда захочешь, чтобы я тебя обнял”. Ты слишком хорошо меня знал. Знал, что я не смогу долго злиться. И даже теперь, когда ты больше не можешь прикоснуться ко мне, я не могу заставить себя тебя ненавидеть.
Он замолчал, вслушиваясь в тишину и гадая, может ли Дин действительно его услышать. Глубоко вздохнув, он продолжил, и его голос вновь начал дрожать:
– Знаешь… Знаешь, от чего больнее всего? Не то того, что ты умер – это бы так или иначе произошло когда-нибудь. Больнее всего то, что я… – остаток предложения застрял у него в горле, а глаза вновь наполнились слезами. – То, что меня не было рядом.
Эйдан закрыл глаза, и из-под длинных ресниц вновь потекли слезы.
А затем начался дождь. Но юноша продолжал лежать под холодной ноябрьской моросью на могиле возлюбленного, пропитываясь этим холодом до самых костей с каким-то мрачным обреченным удовольствием. Что сказал бы Дин, если бы он был рядом? Вероятно, попросил бы спеть.
Любовь, как роза, роза красная,
Цветет в моем саду.
Любовь моя – как песенка,
С которой в путь иду.
Его голос ослаб и скорее походил на рыдания, чем пение. Когда-то он напевал эту песенку, соблазняя возлюбленного.
Сильнее красоты твоей
Моя любовь одна.
Она с тобой, пока моря
Не высохнут до дна.
Голос изменил ему, и он замолчал. До этого момента он не осознавал истинного значения этих строк. Да, Дин был его прекрасным цветком, и та любовь, что жила в сердце Эйдана, не исчезла с его смертью. Он продолжала жить, терзая его невыносимой болью потери. Так зачем было петь сейчас, где никто не может услышать этих слов, кроме равнодушного неба и пропитанной слезами травы?
– Приятная песня, – раздался голос над головой Эйдана, и юноша открыл глаза. – Тебе не стоит долго находиться под дождем, – продолжил мистер Армитэдж, протягивая руку. – Пойдем назад в магазин.
Когда Эйдан встал, книготорговец стряхнул грязь с его плаща, и потянул за собой к городу.
– Послезавтра ты уедешь из Санкт-Петера, – сообщил книготорговец, когда они пришли домой, и Эйдан поменял промокшую одежду на свежую и выпил чашку горячего чая. – Тебе стоит на некоторое время исчезнуть из города.
– Куда уеду? – спросил юноша, плотнее закутываясь в теплое одеяло.
– Поживешь в доме моей сестры Дианы. Он все еще живет в моем родном городе. Она была замужем за бристольцем, но теперь овдовела. Детей у нее нет, так что она будет рада мужчине, который сможет помочь по дому и в саду, – объяснил Ричард, наливая ему еще чая. – Я напишу тебе сопроводительное письмо. Моя сестра очень добрая и милая. Ты ей будешь как сын.
Эйдан поднял голову и внимательно посмотрел на бывшего учителя.
– Спасибо вам… за все, – тихо проговорил он.
– На здоровье, – кивнул мужчина. – Это я должен тебя благодарить. Твоя радость, открытость и ваша с Дином любовь залечили глубокую рану в моей душе. Это меньшее, что я могу сделать.
Эйдан встал из-за стола и потер лоб внутренней стороной запястья. Он чувствовал себя истощенным. Положив руку на плечо книготорговца, он заставил себя улыбнуться:
– Спокойной ночи, Ричард.
– Спокойной ночи, Эйдан, – ответил мужчина, на мгновение нежно коснувшись его шеи.
Когда он выходил из комнаты и оглянулся на мгновение, то увидел, что Эйдан вновь сидит на полу перед очагом, глядя на огонь. Он и подумать не мог, что видит Эйдана Тернера в последний раз.
Проснувшись за час до рассвета, он обнаружил, что дом пуст, а в центре стола лежит «Смерть Артура». Открыв книгу на первой странице, он нашел записку.
Я не могу жить без него. Просто не могу. Простите меня. Прошу, не считайте себя виноватым. Это только мое решение. Прощайте, друг.
Э. Тернер
====== Глава 7. Последний полет ворона ======
Санкт-Петер,
Ноябрь 1707 года
Эйдану было стыдно. Ему вовсе нечем было гордиться, а особенно тем, что он собирался сделать. И даже не по тому, что это было грехом – их достаточно накопилось на его счету за короткую жизнь. Вряд ли еще один изменил бы что-то в глазах Господа. Ему было стыдно за то, как он попрощался со своим бывшим учителем и другом. За эту короткую записку из нескольких слов, которую он оставил вложенной в «Смерть Артура». У него не было выбора. Да, мистер Армитэдж хотел преподнести книгу ему в подарок, но там, куда собирался Эйдан, книги ему уже не понадобятся. Даже любимые. Впрочем, он забрал фолио Дина и, покидая книжный магазин за полтора часа до рассвета, крепко прижимал кожаную папку к груди.