Пролетели часы. Голова Дина лежала на животе Эйдана, и юноша с любовью перебирал светлые локоны. Они оба были сонными, утомленными и счастливыми.
– Ты ведь больше не уедешь? Без меня? – внезапно спросил Эйдан, вдруг подумав, что Дин может вскоре вернуться в свой форт.
Дин поднял голову, взглянув прямо в карие глаза Эйдана.
– Никогда, – поклялся он.
Эйдан знал, что это правда. На следующий же день Дин отправил прощение об отставке в свою часть, вызвав тем самым неудовольствие и недоумение со стороны своих родственников.
Двенадцать лет спустя Эйдан лежал на том же самом месте, вспоминая ту, первую, ночь со смесью нежности и отчаянья.
Стоило закрыть глаза, и он видел лицо Дина, глаза Дина, улыбку Дина, его руки, когда тот рисовал, пальцы, измазанные чернилами или испачканные углем. Он мог поклясться, что чувствует его запах – смесь ароматов свежескошенной травы, на которой Дин любил лежать под их деревом, восковых свечей, которые он зажигал, когда писал поэмы до поздней ночи, масляных красок и пряного мускусного привкуса их любви. Происходящее было слишком несправедливо. Эйдан не мог смириться с тем, что скоро все закончится. С тем, что скоро он потеряет своего возлюбленного навсегда.
Он не мог принять это. Он каменел от страха, в его крови кипела ярость, неконтролируемая ненависть, направленная против тех, кто жил в этом городе. Они были слишком глупы, чтобы не лезть в чужие жизни. И эти люди собирались убить его возлюбленного… завтра утром… завтра утром… ЗАВТРА УТРОМ.
Кулак Эйдана впечатался в деревянную поверхность. Он наносил удар за ударом, крича словно безумный, пока из израненных кулаков не хлынула кровь. Тогда он сжался в комок, подтянув колени к подбородку, и позволил слезам течь по щекам, а спустя примерно час его сморил сон.
Проснувшись, Эйдан с ужасом обнаружил, что солнце уже почти скрылось за горизонтом. Последняя ночь Дина вступала в свои права.
====== Глава 2. Под покровом тени ======
Городок Санкт-Петер
1707 год
Проснувшись, Эйдан с ужасом обнаружил, что солнце уже почти скрылось за горизонтом. Последняя ночь Дина вступала в свои права.
Он вышел из сарая, когда над горизонтом все еще был заметен тонкий отблеск закатного золота, но по небу уже плыла луна, одним своим видом напоминая, что идут последние часы жизни Дина, а Эйдан бессилен как-то на это повлиять.
Он нашел масляную лампу и зажег ее с помощью огнива. Опуская его обратно в карман своего длинного темно-синего плаща, он нащупал записку Мактавиша. Надо же, он почти забыл о ее существовании. Достав клочок бумаги, Эйдан задумался, а не сжечь ли его сразу в пламени лампы, но что-то удержало его руку. Вместо этого он развернул записку и прочел.
Встретимся в полночь у черного хода в тюрьму. Приходи один. Тебя никто не должен видеть.
Сердце Эйдана замерло, а потом сорвалось в галоп. Мактавиш передумал? Узнать это можно было лишь одним способом: придя в полночь на место встречи. Но до этого момента было еще несколько часов.
По дороге через сад Эйдан направился к дому своих родителей. В окнах еще горел свет, так что он остановился и дождался, пока отец и мать уснут, и лишь после этого зашел в дом. Последняя встреча с родителями закончилась криками, слезами, оскорблениями и разбитой посудой. Он не хотел повторять этот опыт. Тернеры не поняли упрямства, с которым их сын искал общества убийцы. По их мнению, он должен был раскаяться в своих ненормальных пристрастиях и попытаться восстановить репутацию. Очистить свое имя было бы сложно, но все ж Эйдан мог это сделать. К их разочарованию, сын не только не испытывал раскаяния, а, наоборот, подчеркивал свою связь с человеком, обвиненном в самом страшном из преступлений. Между ним и родителями пролегла пропасть, преодолеть которую, вероятно, можно было бы спустя очень много времени, но Эйдан в это практически не верил.
Примерно через час он вошел в родной дом через незапертую заднюю дверь. Он не скрывал своего присутствия. Родители и так наверняка знали, что он пришел. После того, как Дин попал в тюрьму, он привык возвращаться домой после того, как они ложились спать, и уходить до рассвета. Вот и теперь он быстро собрал необходимые вещи, сложил их в кожаную суму, которую принес из сарая, а затем покинул дом тем же путем, каким и пришел.
Вскоре Эйдан шагал по улице к рыночной площади. Каждый раз, заслышав чьи-то шаги, он нырял в густую тень домов и пережидал опасность. В последние дни он стал слишком популярным в самом плохом смысле этого слова. Куда бы он не пошел, находились те, кто выкрикивал оскорбления в его адрес или распускал руки, а в настоящий момент обстоятельства требовали, чтобы никто его не видел. Впрочем, улица была пустынна. Даже бродячие собаки куда-то исчезли.
Город казался слишком спокойным. Обычно пара-тройка пьяных идиотов обиталась около таверны, распевая похабные песни, цепляясь друг друга в тщетных попытках добраться домой. Но сегодня и там не было ни души. «Они все спят… Надеются, отдохнуть и набраться сил до рассвета, чтобы не пропустить зрелище», – с горечью подумал Эйдан. В Санкт-Петере не было публичных казней вот уже 40 лет. В маленьком городке развлечения были редкостью, так что казнь Дина обещала стать именно тем представлением, которое никто не пожелает пропустить. Все жители придут, чтобы посмотреть, как умирает любовь его жизни. Эйдан знал это. Они все будут там, кроме, разве что мистера и миссис О’Горман…
С этими мыслями Эйдан добрался до площади и скрылся под навесом около церкви, откуда можно было видеть часы на башне ратуши. Вокруг не было ни души, но он оставался тих и недвижим, пока ноги и спина не начали ныть.
Молодого человека сотрясала дрожь. Холод и воспоминания, страх и чувство вины навалились на него тяжким грузом. Это была его ошибка. Из-за него Дин попал в тюрьму и сейчас доживает свои последние часы. Он не должен был убегать, не должен был слушать Дина. Он должен был остаться с ним. Если бы арестовали их обоих, Эйдан, по крайней мере, сейчас был бы рядом с любимым. Возможно, они могли бы разговаривать, могли бы поддержать друг друга. Холод и необходимость оставаться неподвижным воскрешали воспоминания, которых он старался избегать на протяжении последних недель. Они были наполнены криками и кровью. Там был Дин в окровавленном плаще и с ножом в руке. Там звучал его злой и резкий голос: «УБИРАЙСЯ К ЧЕРТУ, ЭЙДАН!!!»
События того ужасного дня замелькали перед глазами, а ведь он так старался их забыть…
Этим утром путь Эйдана лежал в таверну. Ему предстояло от лица своей семьи провести переговоры о приобретении участка земли, так что он шел по улице, спрятав руки в карманы и тихо насвистывая веселый мотивчик. Стояла прекрасная погода, сделка обещала быть несложной и быстрой. Эйдан даже и представить не мог, что всего через четыре часа он лишится всего.
Услышав, как кто-то окликает его по имени, он обернулся и тут же расплылся в улыбке. На душе стало тепло, когда он увидел, что его нагоняет Дин.
– Куда это ты собрался с утра пораньше? – подначил его друг вместо приветствия. – Никак планируешь свидание с милашкой Сьюзан?
Улыбка Эйдана стала еще шире. Они часто подкалывали друг друга по поводу воображаемых свиданий. Мужчины в их возрасте – 28 и 31 год, соответственно, – совсем не встречающиеся с девушками могли бы вызвать подозрения, так что они рассказывали родным, что присматриваются к местным прелестницам, временами действительно дарили цветы понравившимся девицам, приглашали их на прогулки – всегда в сопровождении сестер или кузин в качестве компаньонок. Впрочем, дальше невинных променадов дело никогда не заходило. Многие местные девушки мечтали о ярком Эйдане Тернере или элегантном Дине О’Гормане. Они цеплялись за шансы привлечь их внимание, но все оставались ни с чем. Мужчины всегда были безукоризненно вежливы, милы и добры с дамами, однако их сердца уже были заняты.