— Ариадна! Ариадна!
При звуке знакомого имени Рыжик, выражая свою любовь, усиленно разметал хвостом снег.
— Он же ничего не понимает, лопоухий! — простонала бабушка.
Но Родион повторял настойчиво: «Ариадна, Ариадна!» — и внезапно пёс воспринял имя Ариадна, как команду. Впервые за свою щенячью жизнь он вдруг, как взрослая собака, поставил крепко уши. Вскочил. Родион едва успел схватить за короткий поводок, как Рыжик натянул его, увлекая мальчика за собой.
Родион на бегу повторял требовательно, как приказ:
— Ариадна, Ариадна! Ищи!
Нет, Рыжик вовсе не был ищейкой, и он не взял след. Но знакомое имя входило в него и тревожило, торопило, звало… Он потянул Родиона за угол, в переулок. Бабушка, постепенно отставая, старалась не упускать их из виду.
В конце переулка, уцепившись в столбик резной чугунной решётки, отвернувшись от прохожих, стояла Ариадна.
Из-за решётки, из открытых форточек нового семиэтажного дома неслась музыка.
Дом весь звучал. Как высокий корабль, он посылал в волны городского шума свои позывные — тонкими горлышками флейт, густыми голосами виолончелей, гудением контрабасов, быстрыми трелями фортепьяно. А в первом этаже неуверенно пиликала скрипка; смычок в чьих-то неумелых пальцах без конца повторял одну и ту же музыкальную фразу, спотыкался, замолкал и повторял снова.
Ариадна стояла, замерев. Она даже не услышала, как подбежал Родион, запыхавшись, стал рядом:
— Некотуха! Мы же на мультики опоздали! Я тебя искал-искал!..
А Рыжик, заглядывал ей в лицо, он хотел объяснить, как терпеливо ждал её рядом, привязанный к решётке. Но когда из нижней форточки запиликала скрипка, он не смог выдержать, заметался, и поводок лопнул.
Подбежала бабушка. Нет, она не стала ругать Ариадну. Она прижала к себе её голову в меховом капоре. Она сняла варежки с её рук, и оттирала зазябшие пальцы, и дышала на них — ведь они так долго держались за холодную решётку.
— Внученька, нашлась, родненькая моя…
Ариадна уткнулась лицом в бабушкино пальто.
— Бабушка, я не потерялась… Я подошла на нашей улице к тому окошку, где музыка… А там рояля больше нет, и маляры потолки красят. Они сказали — все переехали давно, а наш класс только вчера вечером перевезли… И ещё сказали: «Ты сбегай, девочка, новый дом близко, в переулке. Ты его сразу найдёшь, потому что он весь играет и поёт…»
С треском подъехал мотоцикл, стал как вкопанный. Папа Ариадны поднял очки на шлем, слез со своего синего, сверкающего коня.
— Нашлась? Я всё кругом объездил, пока догадался, где искать.
— Я не терялась… — стала объяснять Ариадна, но бабушка прервала её:
— Вот, не хочет учиться. А как же зовёт её музыка!.. Зовёт…
Глава 19. КОГО МЫ ПРОПУСТИЛИ?
Председатель шёл с работы. Он был серьёзный и усталый. Увидал Ариадну и Родиона, подошёл:
— Вот какая просьба, ребята, помогите мне в одном важном деле. — Он вынул из кармана листок бумаги и шариковую ручку. — Будете хлеб разносить, узнавайте в квартирах, где живут ветераны войны. Ты, Родион, человек грамотный, запишешь без ошибок фамилии, имена и отчества.
— А зачем? — вместе спросили они.
— Нужно список уточнить. Кстати, у булочной машина со свежим хлебом уже разгружается. Запах — на всю улицу!
— Ну, скорей! — Ариадна стала подталкивать Родиона. Всегда ей казалось, что он слишком медленный человек.
Но Родион задержался возле Василия Игнатьевича:
— А можно мы вас к себе в список запишем?
— Нельзя. Я из другого подъезда. Там ребята меня и запишут. Например, Витя Воробьёв, вот он из школы идёт.
Витя Воробьёв шагал, перекинув сумку через плечо. Глянул хитро:
— Приветик! А у меня четвёрка по математике.
— Так держать! — по-моряцки ответил Василий Игнатьевич.
— Есть! — счастливо откликнулся Витя. — Сумку отнесу, вернусь.
Председатель, улыбаясь, смотрел ему вслед.
— Он какой-то не такой, — промолвила Ариадна.
— Правда, не такой, — согласился Родион. — Чего это с ним?
— Всё в порядке, ребята, — сказал председатель. — Давайте забудем глупую кличку Балабол.
— Забудем, — тотчас пообещал Родион.
— А почему? — спросила Ариадна.
— Потому, — ответил председатель, — что он больше не Балабол, а Витя Воробьёв. Человек научился слово держать. Ну давайте скачите в булочную.
Ариадна и правда скакнула к воротам, потом обернулась и ни с того ни с сего заявила:
— А мы ваши ордена видали! В шкафу!
— Нет у меня орденов. Одни медали. Давайте, действуйте.
Родион на ходу засунул бумагу и ручку в карман.
Василий Игнатьевич и без списка знал всех ветеранов, что живут в доме. Но думалось ему: пусть ребята познакомятся с ними поближе. Ведь как они считают, ребята? Старики да старухи, и всё. И знать того не знают, как они работали, как воевали, чтобы сегодняшним детям жилось хорошо…
Вернулись Ариадна и Родион из булочной. В каждой квартире Родион вытаскивал бумагу и ручку и спрашивал: не живут ли здесь ветераны войны? И представьте, старик, который их назвал ихтиозаврами, оказался командиром орудия. «Артиллерия — бог войны», — сказал он с гордостью, и Родион записал его первым в список.
Поглядев на них через цепочку, открыла дверь Анна Максимовна. Взяла свой бублик и ржаной, поблагодарила. Спросила:
— А что у вас за бумага с каракулями?
— Ничего не с каракулями, — обиделась Ариадна. — Мы записываем всех ветеранов войны. Пойдём, Родион…
— Так вы и меня запишите, — сказала Анна Максимовна. — Что я, пулемётчица гвардейского полка Анюта Петрова, награждённая пятью медалями, для вас не ветеран? Постойте-ка! Зайдите в квартиру.
Шаркая шлёпанцами, она подвела их к рамке на стене.
Это была большая фотография. В группе бойцов у костра, обняв пулемёт худенькими руками, сидела девушка в пилотке, с медалями на груди.
— Вот она я! — сказала Анна Максимовна.
Родион и Ариадна переводили взгляд со снимка на неё: сквозь густую паутину её тонких морщин проступало далёкое сходство с юным, девичьим лицом.
— Это… вы? — в изумлении выдохнула Ариадна.
— Вы! Вы! — Родиону почудилось, что сейчас, как в телевизоре, люди на фотографии оживут, задвигаются. Тот боец докрутит свою цигарку. Остановившийся дым от костра станет подниматься к веткам деревьев. А пулемётчица Анюта отнимет от пулемёта руки, потянется, засмеётся и вскочит на ноги, обутые в тяжёлые солдатские сапоги…
Но ничто не двинулось, фотография осталась фотографией. Родион глядел на старенькую Анну Максимовну, изумляясь тому, что она и та девушка — это один человек.
Своё изумление он не смог выразить словами и спросил самое простое:
— Вы, значит, из пулемёта умеете стрелять?
— Умею, — засмеялась Анна Максимовна. — Давай записывай меня в свой список: Петрова Анюта… нет… Анна Максимовна. Квартира номер…
— Мы и так ваш адрес знаем, — сказала Ариадна.
— Подвиньтесь-ка, ребята! — Это поднялась по лестнице почтальон. — Получите заказное, — сказала она Анне Максимовне. — Вот тут распишитесь, пожалуйста.
Пока Анна Максимовна расписывалась, почтальон с удивлением разглядывала конверт:
— Чудаки, марок наклеили десять штук… — И вдруг воскликнула: — Да вы что? — и подняла письмо над головой. Потому что Ариадна и Родион, подпрыгивая, старались выхватить конверт.
— Нам отдайте, нам! Оно неправильное! — кричали они.
— Ну нет, раз оно мне, значит, мне. — Анна Максимовна забрала письмо, распечатала и пробежала по строкам глазами. — Чем же оно неправильное? Все тут замечательно написано. — И стала читать вслух: — «Раз у вас совсем нет внучки, мы сами будем писать вам письма, как будто мы ваши внуки. И будем к вам приходить, чтоб вам было веселее. И что надо — помогать…»