— Не-е. У нас пианино нету.
Он тоже наиграл на рояле мелодию, которую подобрала Ариадна. Задумался. Ещё сыграл. Сказал:
— Может быть, девочка, тут не лето, а такой солнечный зимний денёк, как сегодня?
— Нет, — заспорила Ариадна. — Тут солнышко светит, и цветы расцветают, и снег уже растаял, это лето, лето! — Глаза у неё блестели, она не отходила от рояля.
Старый музыкант опять задумался:
— Тогда, может, это воспоминание о лете среди зимы?
— Нет, — громко сказала Ариадна. — Я хоту, чтоб было лето!
— Она спорит с самим Чайковским, — засмеялась Надя.
Но старый музыкант сказал серьёзно:
— Девочке с таким музыкальным слухом нужно учиться музыке. Я поговорю с твоими родителями… У меня есть фортепьяно. Начнём с Надюшей тебя учить.
Родион обрадовался: здорово, Некотуха будет учиться музыке!
— Не хоту учиться! Хоту сразу играть, как Надя, — заспорила Ариадна.
— Да ты знаешь, девочка, сколько я училась, пока стала играть как сейчас? — сказала Надя. — Шесть лет после уроков ходила в музыкальную школу. А потом ещё четыре года занималась здесь, в училище…
— Шесть и четыре — десять лет! — сосчитал Родион.
Глеб Сергеевич сказал:
— Да. Надюша окончила училище с отличием и пришла к нам работать.
— Работать? А не играть? — удивилась Ариадна.
— Глупенькая! Играть — это и есть моя работа! — Надя засмеялась. — Я аккомпанирую ученикам Глеба Сергеевича, будущим скрипачам. Мне так повезло, что я попала к Глебу Сергеевичу в класс! Я у него учусь понимать, чувствовать музыку.
Глеб Сергеевич укладывал скрипку в футляр.
— Не прячьте её! — воскликнула Ариадна. — Вы почему больше не играете про лето?
— Про зиму, — поправил он. — Не играем, потому что ты нас перебила. А теперь уже поздно, надо класс закрывать.
Надя взяла шубу с батареи, встряхнула. Ариадна обиделась:
— Ка-ак? Уже уходить? Насовсем?
— Пора, — ответил Глеб Сергеевич.
Родион натягивал куртку.
Но тут случилось такое, чего никогда не видал этот класс, где обычно занимались серьёзные студенты.
Ариадна опустилась на четвереньки и с быстротой ящерицы ускользнула под рояль. Она обхватила руками его толстую деревянную ногу и закричала:
— Не хоту! Не пойду! — А рояль над нею отозвался гулким эхом.
Старый учитель был потрясён. Он наклонился к Ариадне и спросил изумлённо:
— И до каких пор ты собираешься тут сидеть?
— До самой ночи… — Ариадна всхлипнула. — Пока вы не сыграете всю музыку до конца. — И опять рояль откликнулся ей своей гулкой глубиной.
Старый музыкант распрямился, взглянул на Надю:
— Понимаешь, она так хочет слушать музыку, что я согласен играть. Но с условием, если они оба будут слушать молча. Или эта девочка не умеет молчать?
Оказалось, что Ариадна молчать умеет.
Они с Родионом слушали до конца, до самой последней ноты. Когда музыка кончилась, Родион удивился, что Ариадна не вскакивает, не прыгает, не болтает. Она тихо подошла к роялю, долго смотрела на молоточки, на молчащие, туго натянутые струны.
А старый учитель внимательно глядел на Ариадну и думал: «Вот девочка, зачарованная музыкой. Жаль, что она не хочет учиться. Подождём, пусть подрастёт немножко…»
Родион видел, как Ариадна, став на цыпочки, дотянулась и осторожно тронула золотую струну. Струна отозвалась долгим звуком, и Некотуха молчала, пока звук не растаял в воздухе.
Глава 8. «КУБИКИ»
Родион ещё не пришёл из школы. Ариадна гуляет одна. Как назло, никого из ребят во дворе нет. Ариадна разговаривает с Рыжиком. Спрашивает, какая кошка из подвала ему больше нравится: рыжая или белая с черными пятнами? Рыжик слышит слово «кошка» и носится с лаем по двору, вспугивая голубей.
Ариадна разговаривает с вороной Тетёхой. Тетёха сидит на фонаре, глядит жадным блестящим глазом на детские сырки.
— Я тебе! — грозит ей Тамара Васильевна.
— Только попробуй, сунь сюда клюв! — грозит Ариадна.
«Карр…» — отвечает Тетёха. С нею тоже не больно поговоришь.
Тамара Васильевна снимает с маленького грузовика коробки с молоком и кефиром. Ей помогает шофёр и дядя Валера, у него обеденный перерыв. Он спрашивает у очереди:
— Разрешите мне первому?
— Пожалуйста! — отвечает очередь. Он срезает углы с пакетов, выпивает подряд три пол-литра молока. Обтирая губы, удивлённо глядит на свою каску, висящую на поясе. В каске мяучит маленький рыжий котёнок.
— Нашёлся! — радуется его хозяйка. — Как ты сюда попал?
А из-за покупателей глядят озорные глаза. Ариадна!
— Ну, заяц, погоди! — Дядя Валера вмиг поймал её, высоко поднял и, несмотря на её весёлый визг, стал крутить вокруг себя. — Два витка вокруг земного шарика, три витка. Запущу на Марс!
— И меня! И меня! — закричали маленькие мальчишки. Дядя Валера подхватил их тоже.
— Вышли на траекторию! Невесомость! Пять витков, шесть… — Сдвинул с рукава чью-то ногу, взглянул на часы. — Всё! Приземление! — и опустил ребят на планету Земля.
Только ушёл дядя Валера, как вернулся из школы Родион.
— Я пятёрку получил по математике! — сообщает он Ариадне и мальчишкам. — Вы можете сосчитать, сколько ног у трёх кур? А сколько углов у пятиугольника? Ладно, помогу, только ранец отнесу.
Тамара Васильевна надевает белый фартук, раскладывает товар. Ариадна развлекает её разговорами. Объясняет, как играют гаммы, все клавиши нажимают по очереди. Показывает, как надо перекладывать пальцы, чтобы её маленькой руки хватило на восемь клавиш. Она поёт: «До, ре, ми, фа, соль, ля, си, до…» — от низких толстых звуков вверх, к тоненьким, и обратно.
— Так-так-так, — соглашается Тамара Васильевна, занятая своим делом. — Значит, ты теперь учишься музыке? Хорошо.
Ариадна трясёт косичками, и капор лезет на макушку.
— Не-а, я перестала. Меня мама ругает, и папа ругает, и бабушка — зачем бросила музыку? А я всё равно не стала ходить. Надя не хочет научить сразу играть быструю музыку, а заставляет играть медленно, каждой рукой отдельно, и в ноты глядеть, и считать всякие хвостатые восьмушки. А сама-то играет — не считает. И в ноты не глядит.
— Сразу ничего не даётся, — отвечает Тамара Васильевна.
— А я хоту сразу!
Подходят женщины, спрашивают:
— Сметана есть?
— Есть, — отвечает Ариадна.
— Яйца есть?
— Есть, — опять отвечает Ариадна.
— Девочка, да помолчи ты, пусть продавец ответит!
А Тамара Васильевна говорит:
— Она всё правильно отвечает. Что вы к ребёнку придираетесь? Ну-ка спой, девочка, что-нибудь, пока я товар разложу.
— Я все песни знаю! — хвастает Ариадна и поёт «Калинку». Но Тетёха каркает во все воронье горло, требуя угощения. За её карканьем пения не слышно, и Ариадна уходит.
Родион встречает Ариадну уже на лестнице. Она озорничает. Тянется к чужим звонкам, но достать не может.
— Подними меня, пожа-алуйста!
Он знает, что поднимать не надо. Но ему тоже нравится, как звонят звонки, каждый на свой лад. Один поёт, как птица. Другой выговаривает: «Дзинь-дзинь», будто здоровается: «Добрый день!»
Родион поднимает Ариадну, она звонит, и оба убегают по лестнице.
— Кто там? Кто звонил?! Безобразники! — летят вслед голоса.
А один старик, кашляя, сказал:
— Разве это дети? Бесчувственные ихтиозавры, а не дети.
Ариадна смеётся, зажимая рот рукой:
— Здорово мы их переполошили. Так им и надо! — И ускакала.
Родион не спешит спускаться. Ему надо обдумать: за что так и надо? Ему нравилась игра — звонить и удирать, а теперь оказывается — они ихтиозавры, да ещё бесчувственные? «Всё получилось не так, — сердится на себя Родион. И решает бесповоротно: — Больше не будет по-Некотухиному. Теперь я буду на неё влиять».