— Зачем тебе это? — шепотом спросил Дэн. Белобрысый гневно на него посмотрел, и Дэн тут же пожалел о своем вопросе.
— Для кое-какого эксперимента, — все-таки ответил он. — Мне нужен генетический материал. И кое-что еще.
— Если ты меня убьешь, тебя будут искать всем Районом.
— На моих руках кровь куда большего количества людей, чем у тебя. От твоей смерти ничего не изменится, но планов убивать тебя у меня нет. У меня есть для тебя новость, если ты будешь послушно отвечать на мои вопросы, я тебе ее сообщу.
— И что же это за новость?
— Узнаешь в конце разговора, — сказал белобрысый и достал из пальто телефон — похоже, на нем была включена запись. — Я ознакомился с материалами работы твоего психиатра. Все, что ты ему рассказал про мать и отца, правда?
— Да, все до единого слова.
— Ты не боишься, что это могут вынести журналисты и рассказать об этом всему миру?
— Боюсь? Нет, я этого желаю. Тогда мы отправимся в ад всей семьей. Один я туда отправляться не хочу.
— История с Лилит тоже правда?
— Да. Ты будешь задавать только идиотские вопросы?
— Отвечай на них.
Белобрысый парень задал ряд других вопросов, прося рассказать подробнее про Новака, Оливию, Лилит и семью, потом они перешли к вопросам совсем другого рода про чувства и эмоции, что Дэн испытывал раньше или сейчас. И ему эти вопросы не нравились. Он в ответ огрызался или отказывался говорить, а белобрысый давил на него, требуя честных ответов.
— Что я тебе должен сказать?! — злобно, но все еще не громко сказал Дэн. — Финита ля комедия, как говориться. Я все понимаю. Если меня не отведут на плаху, меня разорвут на части сокамерники или родственники этих шалав. Это конец. Что я, по-твоему, чувствую? Если б не ты, я бы до сих пор жил припеваючи!
— Понятно. Есть ли что-то, о чем ты жалеешь? Что, будь у тебя возможность, ты изменил бы?
— Хм… Ну конечно, я бы бросил затею с Араки. Тогда ты бы меня не поймал. А еще… Наверно, не стал бы убивать Лилит.
— Почему?
— Каждую ночь мне снится один и тот же сон: она на сцене, залитая светом прожекторов, в образе Дездемоны. Ее игра, улыбка, голос… Однажды она мне сказала, что хочет стать бабочкой в смоле. В фигуральном смысле. Она хотела оставить после себя память… Черт, она действительно была талантлива. И так красива, — его голос едва уловимо дрогнул. — Видимо, я до сих пор люблю ее… эту шалаву.
Белобрысый задал еще несколько вопросов и после собрался уходить.
— А как же новость? — спросил Дэн, когда он направился к дверям.
— Ах, да. Оливия беременна от тебя и решила рожать.
— Серьезно? Какая же она дура, — он рассмеялся.
Под его смех, не прощаясь, белобрысый покинул палату. Больше эти двое никогда не виделись.
Взрыв
Петиция на обжалование приговора, по мнению многих, слишком мягкого для серийного убийцы, набрала больше трехсот тысяч подписей. На повторный суд впервые за все время подсудимый явился лично — ранее он проходил лечение и не мог присутствовать на заседаниях.
Судьей была назначена женщина, прославившаяся на весь мир своими жесткими приговорами и отсутствием жалости к преступникам. За свои двадцать восемь лет работы она вынесла более трехсот приговоров, в более чем трети которых была выбрана строжайшая мера пресечения — смертная казнь. Ее специализация — особо тяжкие уголовные преступления. На посту судьи она успела увидеть много ужасающих, мерзких, отвратительных вещей; изуродованные тела жертв: облитые кислотой, сожжённые заживо, освежеванные и даже маринованные, словно соленья на зиму; чудом выжившие жертвы насильников, садистов, изуверов; убийцы, глядящие в кандалах с наслаждением за страданием людей, безвозвратно потерявших любимых; людской цинизм, эгоизм и тщеславие. Нет конца тем ужасам, что она успела повидать, и что еще повидает, но никогда в жизни мысль оставить работу ее не посещала. Будучи человеком высоких моральных принципов, она считала это своим долгом. «Кто если не я?» — эта фраза держала ее на плаву и заставляла из года в год подниматься с постели и погружаться с головой во все дерьмо правосудия. Непродажных судей, считала она, осталось непростительно мало, и при таком раскладе оставить свой пост у нее просто нет права. Благодаря безупречной репутации неподкупного и жестокого судьи ее назначили судить в деле «убийцы с парка на третьей улице». Знакомые с ней лично люди говорили о ней как о женщине, пережившей страшные вещи, из-за которых ее сердце превратилось в лед. В биографии ее, действительно, много мрачных моментов, из-за которых многие бы полезли в петлю, но не она. В возрасте восьми лет ее вместе с ее матерью поймал маньяк, он увез их вдвоем на окраину, где никто не живет, посадил в подвал и в течении двух лет регулярно насиловал и бил. По счастливой случайности им удалось выбраться. Маньяка нашли и повели под суд, но купленный судья и хороший адвокат смогли оправдать преступника. Для матери это стало последней каплей, она повесилась на люстре в комнате своей дочери у нее на глазах. Этим объяснялась особая жестокость к насильникам. Ни одному из них не удалось избежать высшей меры пресечения, как бы ни раскаивался преступник, как бы ни молили его родственники о более мягком приговоре. Жизнь за жизнь. Раз забрал чью-то — заберут и твою. Никаких исключений.