— Что на этот раз? — спросил он.
— Кое-что расслабляющее. Тебе понравится. — Она улыбнулась и прикурила белый сверток. Раскурив, она передала его Дэну. Он сделал медленную глубокую затяжку, прочувствовав, как едкий дым прокатывается сначала по горлу, потом попадает в легкие, на секунду он задерживает дыхание, а потом так же медленно выдыхает, стряхивает пепел в пепельницу, и отдает косяк ей обратно. Она, сделав точно так же, возвращает его ему и, видимо, заскучав, встает и оглядывается по сторонам в поисках чего-нибудь интересного. Скоро ее взгляд падает на шкаф-библиотеку — чисто интерьерную задумку, никакой фактической значимости для его родителей он нести не может, разве что сгодится заначку прятать.
— Ух ты! Достоевский, Гюго, Кафка, Мураками, Хаксли…
— Поверь мне, ни одну из этих книг они не читали. Куплены они для красоты, чтобы полки не были пустыми.
— Можно? — она спрашивала разрешения открыть стеклянный шкаф.
— Конечно.
Она сразу схватила первую попавшуюся книгу.
— Фу, пластмассовая, — изрекла она, скорчив недовольную мину.
— Стали бы они на бумажные тратиться. Ага, держи карман шире, — усмехнулся он и, затянувшись в очередной раз, встал с кровати и передал курево. Как только она забрала его, он обнял ее сзади за талию и зарылся носом в ее белобрысые кудри. «Даже пахнет безупречно. Ангелочек мой». Она поставила книгу обратно и засмотрелась на другую, странную и выделяющуюся.
— А это что?
— Не-не-не. Ее мы трогать не будем, — сказал он, и она тут же ее взяла в руки. Это был семейный фотоальбом. Особой любви в этой семье не водилось, поэтому и альбом был худенький и скудный. Завели его чисто для галочки, раз у всех есть и у них должен быть. Фото там было мало, и все они сделаны насильно.
— Можно посмотреть?
— Нельзя. Я там маленький, пузатый и некрасивый.
— Слушай, я была еще тем «гадким утенком». Жирненькая, вся в прыщах из-за диатеза и без половины зубов. Зато сейчас, посмотри, какой «лебедь». Нечего тут стесняться. — Она взяла альбом в руки.
— Положи.
Она его проигнорировала и, выдохнув клубы густого дыма, раскрыла. На первом фото он еще карапуз, маленький и, как он и говорил, пузатый, улыбается беззубым ртом. Потом свадебное фото его родителей. Натянутые улыбки, неестественные позы, напряженность между ними была уже тогда. На следующем фото опять он. Ему четыре года, улыбки уже нет, выражение лица хмурое, недовольное. Она, молча, пролистала пару страниц с глупыми банальными сюжетами: первый учебный день, поход на пляж, лыжи, поездка на море, достопримечательности города; и остановилась на фото, где они с Новаком в обнимку стоят на фоне песчаного замка, построенного ими. Он хорошо помнит этот день. Им было по 10 лет, и они смогли уговорить родителей на совместную поездку на озеро. Весь день они купались, играли в песке, веселились так, как могут только дети. На лице Новака красовалась улыбка от уха до уха. И он тоже улыбался вместе с ним. Искренне. По-настоящему. Он не понимал, что за эмоции вдруг охватили его после того, как он увидел это фото. К горлу подступил ком, в груди что-то сдавило, а кулаки сжались так сильно, что ногти до боли впились в ладони. Резко, словно молнией, его пронзило осознание: он потерял что-то ценное, потерял безвозвратно, навсегда. И за доли секунды его довело это до бешенства. «Проваливай из моей жизни, поганец! У меня теперь есть она! Ты мне больше не нужен!».
— Это твой друг?
— Положи ее сейчас же! — приказал он.
Совсем не ожидая такого к себе отношения, она обернулась и удивленно посмотрела на него. Пару секунд она сверлила его своим взглядом, словно пытаясь заглянуть ему прямо в душу, но, видимо, так и не отыскав ее, сдалась.
— Хорошо. И грубить было необязательно, — тон ее голоса выдал обиду. Она стряхнула с себя его руки, положила альбом на полку и, отдав ему остатки от самокрутки, начала одеваться.
Он одной глубокой затяжкой докурил остатки, потушил в пепельнице, поставил ее на тумбу и сел на кровать. Глубокий вдох. Кулаки постепенно разжимались, злость уходила. Медленный выдох.