– Да прекрати шуметь-то, доложить мне надо ему, да по тайному делу-то, а не на всю улицу. Я же …
Договорить она не успела. Женщина опять с силой толкнула Нину, та едва удержалась на ногах, нелепо взмахнув руками. Корзинка подлетела, опустившись скандалистке на плечо, горшочек меда выпал на мостовую и треснул. Драгоценное содержимое влажно блеснуло в лучах солнца. А жена Никона с ужасом смотрела на свою тунику, залитую красным.
– Уби-и-ила-а-а! – завыла она, делая неверный шаг вперед.
Нина и сама напугалась, как увидела кровь на одежде женщины. Потом почуяла пряный запах и расхохоталась. Грех, конечно, но удержаться не могла. Хохотала она до слез, опускаясь на пыльную улицу.
– Это вино, – с трудом сквозь смех крикнула Нина. – Ты вино разбила, что я тебе несла. И мед…
Она продолжала хохотать, хотя слезы уже катились по ее лицу. В довершение жена сикофанта еще и нечаянно наступила босой ногой в мед, разлившийся золотом в пыли. Женщина переминалась растерянно, то нюхала руки, то начинала стряхивать багряные капли с подола. Лицо ее было бледным и изможденным.
Нина с трудом остановила истерику, вонзила ногти себе в руку. Успокоившись, поднялась с улицы. Подойдя на безопасное расстояние к скандалистке, она негромко сказала:
– Мальчика отравили, я должна с твоим мужем поговорить да доложить, что видела. Скажи ему, что Нина-аптекарша приходила. Пусть сам решает.
И, досадливо махнув рукой, пошла обратно в сторону Мезы, по дороге отряхивая одежду да заправляя под мафорий выбившиеся волосы.
Дома Нина сняла столу, вынесла во двор, чтобы выбить пыль хорошенько. Павлос, услышав, постучал в забор, выглянул поверху.
– Я сегодня опять буду охранять тебя, почтенная Нина, – пробасил.
– Приходи, я тебе ужин вынесу. Как туника, впору пришлась?
– Да, впору. Длинновата немного. Спасибо тебе, – парень улыбнулся.
– Ну хорошо, носи да береги. А порванную принеси мне, я зашью.
Павлос кивнул благодарно.
А Нина пошла в дом. Дела сами собой не переделаются, заказы есть, травы надо бы перебрать, опять же ужин приготовить. Нина разожгла печку, бросила овощи вариться, добавила соли да душицы. Достала завернутый в промасленную холстину хлеб. За хлопотами не заметила, как солнце село и на город наползла синяя тьма, несущая прохладу.
Нина вынесла ужин для Павлоса – он ожидал, опять звезды разглядывая. Пожелав ему добрых снов, ушла в дом, накинула засов на дверь. Ослабила узел на платке, готовясь ко сну. Вспомнила, что не заперла аптеку, взялась уже за ручку, когда в дверь постучали. Нина выглянула: на пороге стоял сикофант Никон.
Нина, покачав головой, сделала шаг назад, приглашая гостя войти. Вот что соседи скажут, ежели кто увидит, как к ней в ночи мужчина приходит? Хотя аптекарша, она же как лекарь, мало ли какая помощь понадобится людям. Боль, она и в ночи приходит. Однако все равно женщина перед пересудами беззащитна.
Никон присел на скамью. В слабом свете свечи Нина разглядывала его. Что-то поменялось в сикофанте. Нет той заносчивости и презрительности, как раньше. Как будто смущен и озабочен.
Нина налила ему вина, села напротив, ждала, пока к ней обратится. Никон неспешно пил, изредка посматривая на хозяйку. Поставив чашу на стол, тяжело вздохнул:
– Ты, Нина, не держи зла на мою дуру. Мне соседи рассказали, что она опять скандал учинила.
– Да уж, не ожидала я такой встречи. Это чем же ты, почтенный, так свою жену обидел?
– Ей втемяшилось, что я к одной вдове хожу вечерами. И теперь как видит какую женщину, так сразу в крик, – Никон смотрел в сторону.
– Ага, втемяшилось… А ты, почтенный, ни к кому и не ходишь, конечно.
– Ты, аптекарша, опять не в свое дело лезешь… – Никон раздраженно стукнул по столу кулаком и сморщился от боли.
– Что у тебя с рукой? – Нина встала, взяла крепко Никона за запястье, повернув ладонью к свече. Кисть его была небрежно замотана тряпицей.
Сикофант втянул воздух через стиснутые зубы. Нина аккуратно размотала ткань, обнажив обожженную вспухшую полосу кожи, покрытую кое-где волдырями. Пальцы тоже были в ожогах.
Позабыв про все происшествия, Нина потянулась к полке за крепким вином, что использовала для промывания ран. Никон дернул было рукой, но Нина заговорила с ним тихо, размеренно, ласково, не отрывая глаз от ладони. Она шептала какие-то слова, смазывала ожог крепким вином, потом мазью с пчелиным воском, зверобоем и медом. Мужчина сидел не шелохнувшись, уставившись на ее локон, что черной блестящей змеей выскользнул из-под платка. Лишь морщился изредка от боли да задерживал дыхание.