Аптекарша быстро переоделась. Длинная туника прикрыла замызганные после приключений сокки. Нина опоясалась веревкой и подтянула ткань, чтобы не наступать на подол. Намочила платок водой из кувшина, стоящего у кровати, протерла лицо, вымыла руки. Торопливо заплела волосы в косу, завязала ее узлом, накинула мафорий и вышла обратно в кабинет.
Василий тем временем снял парадный сагиóн и накинул простой плащ из тяжелого темного шелка. Когда Нина вышла, он бросил на нее взгляд:
– Так лучше. Пойдешь со мной. Пока не спрошу – не говори ни слова. Лицо прикрой мафорием.
Он взял подсвечник с оплывающими янтарным воском свечами, открыл дверь, и они шагнули в темноту галереи.
Дворец был погружен в тишину. Василий шел бесшумно, Нина семенила, стараясь не издавать ни звука. Огоньки свечей отбрасывали пляшущие тени на мраморные стены, на складки шелка, прикрывающие двери.
Внезапно Василий остановился, прислушиваясь. Нина даже налетела на него. Он прижал палец к губам. Тишина была густой, лишь ветер слабо шевелил ветки за высокой аркой окна, нашептывая им свои колыбельные. Аптекарша подняла на евнуха глаза, тоже прислушалась. Он поморщился, пожал плечами. Пошли дальше, Василий изредка оглядывался.
Нине казалось, что идут они уж больно долго по сводчатым переходам. Наконец Василий остановился перед широким проемом, обрамленным колоннами и занавешенным шелковой тканью. Нина держалась позади него, склонив голову. За занавесью оказалась просторная ниша, слабо освещаемая красивым паникадилом, свисающим с потолка. В глубине можно было различить резную дверь, украшенную бронзовыми накладками и золотым витым узором по периметру. В нише, сидя на полу и привалившись спиной к стене, спал манглавит. Начищенный шлем его съехал, обнажив торчащее ухо, кольчуга топорщилась на плечах. Нина пожалела воина – в таком облачении, должно быть, спать неудобно да холодно. Василий, все так же бесшумно, двинулся к спавшему и схватил за ухо. Тот дернулся, тихо взвыл, шлем его слетел и с грохотом и звоном покатился по мраморному полу. Василий помянул святых угодников, хотя прозвучало так, будто нечистого призывал. Перепуганный охранник кряхтел, сопел, но завыть опять боялся. И правда, страшен был великий паракимомен в гневе. Нине показалось, что занавесь шелковая за спиной ее качнулась. Она обернулась, но не увидела ничего.
На шум открылась дверь, и из-за нее осторожно выглянул безбородый слуга-кувикулáрий. При виде Василия он открыл створку шире и согнулся в поклоне.
Василий, выпустив, наконец, вспухшее ухо охранника, длинно выдохнул, резко распрямился. Лицо его стало опять строгим, спокойным, лишь красные пятна на полных щеках видны были даже в слабом свете.
– Где наследник? – Василий проронил медленно, хотя тяжелое дыхание выдавало его гнев.
– Наследник недавно вернулся от василевса, великий паракимомен. Он готовится ко сну.
Василий лишь шевельнул пальцами, и слуга торопливо отошел от двери, приглашая великого паракимомена внутрь. Нина, не поднимая глаз, просеменила следом. Кувикуларий недовольно глянул на нее, но протестовать не посмел.
Ноф остановил Нину жестом посередине комнаты, велел ждать здесь. Сам прошел к наследнику в спальню. Оттуда послышался недовольный усталый голос мальчика.
Нина смотрела по сторонам из-под опущенных ресниц. Она ожидала увидеть великолепные покои, все в золоте и шелке. Однако обстановка была здесь скромная. Лишь с правой стороны, ближе к окну, стояло высокое кресло, затянутое расшитым шелком, с резными подлокотниками и витыми бронзовыми ножками, видимо, предназначенное для императора. Обрамленные колоннами окна были закрыты тяжелыми шелковыми завесами с нешироким узором по нижнему краю. По левую сторону располагался очаг, рядом с ним высокая подставка для бронзового масляного светильника. Напротив очага стоял небольшой деревянный стол с высоким подсвечником на четыре свечи, рядом – резная скамья. В центре стола тускло сиял золотым обрамлением небольшой ларец. Отблески свечей играли на искусно выкованном окладе, украшенном эмалью. На боковых панелях искусно вырезанные костяные фигуры святых казались бесплотными тенями, игрой света на молочном фоне. Нина вспомнила Зиновию и ее жалобы на осерчавшего доместика, которому не понравились оклады. Значит, все-таки подарил он ларцы. Видать, один предназначался для императора, а второй для наследника. Надо будет Зиновию порадовать, мельком подумала Нина. Может, ее муж все же обратится к эпарху, и тот заставит доместика заплатить за работу.