Капитолина всплеснула руками, закрыла запылавшее лицо. Тут уже расхохоталась сама Елена. Роман непонимающе посмотрел на мать. Играть с Капитолиной оказалось весело, она не поддавалась, смешно кричала на него, следила, чтобы он не нарушал правила. Он вовсе не хотел ее обидеть.
Елена поднялась с кресла, протянула руку к Роману:
– Я желаю прогуляться по саду и хочу, чтобы Капитолина и мой сын сопровождали меня. А тебе, Василий, поручаю позаботиться о Нине. Эпарху надо приказать, чтобы отстали от почтенной женщины со своими наветами. Отравитель теперь известен, ведь так?
Великий паракимомен склонил голову, соглашаясь. Выходя из шатра, василисса обернулась к аптекарше.
– Ты, Нина, погости у меня еще немного. Пусть все разрешится сначала. А вечером опять побеседуем.
Императрица, зоста патрикия и наследник неспешно пошли по садовой дорожке в окружении цветущих розовых кустов и маленьких, затейливо подстриженных кедров. Античные мраморные статуи, расставленные по саду, безразлично смотрели им вслед. Скольких правителей они видели на своем веку, сколько раздирающих душу сцен. Слуги с легкими стульями и опахалами бесшумно двинулись за своей госпожой. Нина, глядя им вслед, произнесла тихо:
– Я смотрю, мальчик-то сдержанный да покладистый. В прошлый раз нрав его был ох какой неспокойный. Неужто так на него отравитель подействовал?
– Может и отравитель… да еще в тот день, когда тебя императрица принимала, оказался у императора на ужине отец Антоний из Студийского монастыря, что на седьмом холме. Василисса со мной разговаривала, слова твои передала, что избалован наследник, вот и дает нраву волю. Я испросил у императора на ужине позволения отправить в тот монастырь наследника на воспитание. Чтобы помочь ему нрав укротить да смирению научиться. Василевс согласился – ежели не будет улучшения у наследника в прилежании и сдержанности, то отправит он Романа на воспитание к монахам. Отец Антоний поддержал, сказав, что есть у них в обители брат Симеон – он и станет наставником сыну императора. Благочестивый, сказал, старец тот да аскетичный. А Роман разговор услышал. Случайно, – прищурил глаза Василий.
– И что же, теперь не сердится наследник да норов свой сдерживает? – удивилась Нина.
– Сама видишь. Даже перед Капитолиной извинился.
Оба помолчали, глядя на фигуры в глубине сада.
– Позволь мне, великий паракимомен, спросить тебя. Нашел ли ты злодея, что положил лукумадес в ларец? И проверил, правда ли сладость отравлена? Может, кто из слуг порадовать наследника решил. А я тут с отравлениями да ядами шум зря подняла.
Василий посмотрел на нее внимательно.
— Лукумадес тот я на птице из зверинца проверил… умерла птичка. Так что Малх отравить мальчика хотел, а не порадовать. И императора тоже, чтобы погубить династию.
– С чего вдруг он так решил? Неужто ничего ты за ним не замечал раньше? Неужто, подкупили его?
– Это не он так решил. Подсказали ему, пообещали сделать великим паракимоменом при новом императоре. А замечал ли… Он был умен, сдержан, духом силен, читать любил. Его давно уже освободили из рабов, но оставили при дворце. Он и не спешил уходить. Хотя с историей его рода…
– Что за род у него?
– Его вместе с отцом взяли в плен. Отец его Саид из хамданидов66, командующим войском халифа при Мелитéне. Он и Мелитéну завоевал, и Самосáту. Великий воин был, жестокий только очень. Многих и ромеев погубил, и армян. А потом его собственный племянник похитил и передал великому доместику вместе с одним из сыновей. Чтобы самому в Мосуле править. А великий Куркуас привез Саида в град Константина, где его в подземелья кинули. Сына оскопили да при дворе оставили. Саид вскоре в подземельях умер. А сын вот вырос. Тяжело ему, говорят, было поначалу. Да человек ко всему привыкает: одни себя теряют, иные, наоборот, находят. Он, видать, решил, что надо жить, чтобы отомстить империи.
Нина ахнула:
– Это он тебе рассказал?
– Он рассказал о заговоре и о своих планах. Под плетьми молчать трудно. Об остальном нетрудно догадаться. Сама подумай. Его готовили быть таким же великим воином, как отец. А сделали евнухом при дворе императора ромеев. Вот он и жил с жаждой мести в сердце все эти годы. И дождался.
– Так это он мальчика травил? За что же мальца-то?
– За то, что тот мальчиком остался, а он…
Нина прикусила губу. Вот ведь как бывает. Отравитель, изверг, что мальчиков мучил, сам оказался мальчиком с вечной мукой в душе. Так одна жестокость другую рождает, превращает людей в дьяволов.