Он прорывается вперёд и нагоняет её, но не успевает ничего предпринять, просто замирает под загадочной улыбкой, мгновенно захватывающей в свой плен.
И тонкие, нежные, блаженно-прохладные пальчики ложатся на его плечо, лёгкими касаниями перебираются на шею, чуть задевая кожу ноготками, и подталкивают его наклониться к ней.
— Потанцуем? — её игривый тон возвращает их обратно в осень, в промозглый октябрьский вечер с атмосферой безбашенного пьяного веселья, возрастающего между двумя друзьями не-дружеского напряжения, правильно понятых намёков и оброненного невзначай «зайдёшь ко мне?»
Заводная танцевальная мелодия как по заказу сменяется на медленную романтическую балладу, и он еле сдерживает смешок, вспоминая, что музыку для этого вечера подбирала именно она.
Его ладони только удобно устраиваются на хрупкой спине, её — ложатся ему на плечи, а возбуждение уже затягивает в омут с головой. Тягучее, вязкое, горячее, оно растекается по телу с током крови, добирается до кончиков пальцев, давит на веки, покалывает требующие поцелуев губы и наполняет член так резко и быстро, что у него перед глазами плывут чёрные точки.
А её бёдра слегка трутся об его пах, умело скрывая это за попыткой танцевать.
Если ему удастся выжить после всего, что она вытворяет, ничто в этом мире уже не сможет его убить.
Всё, что теперь ему под силу — склониться к ней, прижаться губами к уху, мазнуть кончиком языка по манящему хрящику и пылко нашёптывать свою месть.
— Скоро я подберусь к тебе близко. Намного ближе, чем сейчас. И тогда заставлю делать тебя всё, что сам захочу. Беспрекословно.
Её пышные волосы так удачно разметались ещё на улице и теперь надёжно скрывают от любопытных взглядов окружающих то, как он неторопливо, смакуя ощущения прихватывает зубами край мочки, лёгкими касаниями-поцелуями проходится по всей ушной раковине, прежде чем предвкушающе улыбнуться и продолжить:
— Ты будешь расстёгивать пуговицы на своей блузке. Постепенно, без спешки. Глядя мне прямо в глаза. Расстегнёшь все до единой, даже на манжетах, и тогда мне будет достаточно просто потянуть за воротничок, чтобы она свободно соскользнула с твоего тела и упала на пол. И ты вся покроешься мурашками.
Судорожный всхлип, сорвавшийся с её губ, не оставляет сомнений — сейчас она тоже сплошь покрыта мурашками. Дышит рвано, горячими волнами срывающегося с губ воздуха обдаёт его плечо сквозь рубашку, жмётся к нему так сильно, что от возбуждения пересыхает в горле и голос начинает хрипеть.
— Тебе будет холодно. И очень горячо внутри, прямо между ног, когда ты покорно снимешь с себя бельё. Сначала освободишь грудь и ссутулишься, пытаясь хоть как-то прикрыться и избавиться от ощущения того, как сильно твердеют соски, реагируя на прохладу и нарастающее возбуждение. А потом, ни в коем случае не отводя взгляд от моего лица, стянешь с себя трусики и отдашь прямо мне в руки. Чтобы я почувствовал, насколько они влажные.
Ногти впиваются в его плечи так крепко, что, кажется, вот-вот прорвут ткань рубашки, прорвут его кожу и пустят по спине струи крови, не позволив ей свернуться, освободив от заточения в постепенно вскипающем теле.
Его самого уже чуть потряхивает от желания выебать её, набирающего обороты все полтора месяца с тех самых пор, как он последний раз прижимал это извивающееся от удовольствия и потрясающе податливое тело к кровати. И толкался, и кончал ей прямо в рот.
— А юбка останется на тебе, — почти рычит он и прикрывает глаза, чтобы попробовать поймать своё самообладание, ускользающее сквозь пальцы вместе с непослушными прядями её волос. — И когда ты раздвинешь ноги я буду долго, специально очень долго трахать тебя своими пальцами, а ты не сможешь увидеть ничего, кроме подола этой юбки. Будешь скулить и выгибаться от наслаждения, будешь умолять меня… И тогда я… наверное… позволю тебе её снять.
Танец заканчивается, а она всё держится за его плечи, не даёт уйти, не поднимает взгляд. И трётся, елозит, вжимается в него так, что ещё несколько минут этого сумасшествия и он позорно спустит прямо себе в штаны.
Пора бы давно уяснить, что он всегда первым попадает в те ямы, что роет для неё.
— Покурим? — хмыкает насмешливо, до последнего пытаясь скрыть, что самому сейчас ничуть не лучше, чем ей. Держит лицо, держит на талии свои руки, которыми так сильно хочется залезть под её юбку, держится за мысль о том, что вокруг них раздражающая толпа, вовсю прыгающая под какую-то не менее раздражающую песенку.