- Досуг летчикам каким-то образом обеспечили? - спросил Хрюкин комиссара и, не дождавшись ответа, с усилием, тщательно скрытым и все-таки явным для него самого, выговорил Клещеву, холостому мужику двадцати пяти лет: - И чтобы никаких Марусек!..
Хрюкин с одного взгляда распознавал летчиков, томящихся пылом минувшей ночи или грезивших о радостях новой в тот момент, когда командир ставит задание на вылет. На фронтовых аэродромах он был к ним снисходительней, терпимей, чем в мирное время...
Клещев под этот случай не подходит - собран, натянут как струна, но крайне изнурен.
- Никаких Марусек! - повторил Хрюкин. Удивленно развернув ладони опущенных рук, Клещев собрался было возразить... с лукавым смирением склонил голову. Высох. Как головешка черный.
- Вы поняли?
- Слушаю, товарищ генерал, - и впервые улыбнулся, обнажив "казенную" вставную челюсть из нержавейки, память лобовой атаки и прыжка с парашютом над Халхин-Голом.
Устоять ли танцорке из фронтовой бригады перед таким добрым молодцем? Да за ним поскачет и балерина с подмостков Большого...
Товарищ генерал, вызванный вами командир БАО заняты по личному приказанию командира группы, - доложили Хрюкину. - Навешивают в общежитии летного состава занавески. А музыка уже доставлена.
- Какая музыка?
- Патефон... Ракета...
- Тебе? - спросил Хрюкин.
- Мне, - ответил Клещев.
Уводя Ивана, "ракета" оставляла Хрюкина наедине с тревожным Гумраком, необходимостью других встреч, других объяснений.
- Надеюсь, - тиснув локоть Клещева, генерал отошел от ЯКа.
Мимо гуськом катили красноносые самолеты группы, он узнавал в кабинах знакомых, вспоминал фамилии летчиков, некоторые из них гремели под Ленинградом, под Вязьмой... Цвет нашей истребительной авиации устремился в стартовую сторону сталинградского аэродрома.
- Отбываем, товарищ командующий, - отвлек Хрюкина возникший перед ним майор Крупенин. - В ЗАП...
- Докладывайте!
Крупенин докладывал долго, трудно, отвлекаясь то на плохую оперативную информацию ("Два дня полк обстановки не знал! Целей, объектов, куда бомбы бросать - ничего! Два дня ждали!"), то на скверную работу БАО ("Недорабатывал БАО, крупно недорабатывал, все сами делали - и загрузку боекомплектом, и заправку машин..."). Из рассказа майора складывалась знакомая картина быстрого превращения маршевого полка в горстку летчиков, "атлантов", как назвал Крупенин тех шесть-семь командиров экипажей, на плечи которых через неделю после прибытия под Сталинград ложилась вся боевая работа, предназначенная полку... Но это было еще не все. К самому трудному майор только подбирался.
- Не поднялись истребители прикрытия? - спросил нетерпеливо Хрюкин. Бросили?..
- Хуже, товарищ командующий. - Глядя Хрюкину в глаза с выражением боли и, главное, решимости, столь ему не свойственной, Крупенин собирался с духом. - Восемь боевых дней полк отработал с полной нагрузкой, ничего не скажешь... Были потери, были и результаты... Были... И опыт... Дорогого стоит, товарищ командующий, тот опыт, сравнить не с чем, как он ценен. Теперь бы мы прежних глупостей уже не допустили, теперь мы сами ученые... да. А на девятый день, товарищ командующий, вместо ЯКов полк перехватили "мессера". Особняк считает, что был подслушан наш разговор по радио с аэродромом истребителей. Или противник шпионил на земле. Точно сказать не берусь, а факт таков: мы к маету встречи подошли с рассветом, земля еще, знаете, в дымке, взлетная едва просматривается... и вместо ЯКов снизу, с задней полусферы вознеслись "мессера"... И жахнули...
- Откомандирование в ЗАП - отставить! - прервал его Хрюкии. - Майор Крупенин, вы и ваши летчики поступаете в мой личный резерв. Вы, майор, сегодня же примете другой полк. Поскольку фронт растянулся, дальность полетов возросла, учтите: истребители в оба конца ходить с вами не смогут...
- Слушаюсь...
- Займитесь отработкой сопровождения. Вопросы увязывать путем личных переговоров. В крайнем случае, через толковых командиров штаба... - Не меняя деловой интонации и выражения лица: - Приветствую вас, полковник Потокин... Майор Крупенин, вы свободны, Василий Павлович, дела на ждут... А то и подождут, - отвлекся он; снижая голос и теряя нить разговора, он пересчитывал появившиеся на горизонте ЯКи. - Клещев?! - спросил он Потокина.
- Он... Его группа... Его летчики... По времени должен быть Клещев, уточнял и поправлял себя Потокин.
В подтверждение мрачных предчувствий, изо дня в день сбывавшихся, из шестерки к дому ковыляли трое.
Видя исхлестанную, растянувшуюся в полнеба и не чаявшую дождаться земли троицу, веря и не веря в возвращение "непотопляемого Ивана", как зовут Клещева, и уже точно зная, что разведчика ПЕ-2 ему не дождаться - сожжен или на вынужденной, но сюда, в Гумрак, разведчик не придет, свежей информации ему не доставит, - Хрюкин с горькой решимостью подытожил вынужденные, единственные в этих условиях меры, на которые он пошел, покрывая опустошительные потери. Третьего дня подвернулась ему под руку и - прямо в бой, - эскадрилья "ил-вторых", направлявшаяся из-под Куйбышева пролетом в Астрахань. Астрахань может подождать, а под Сталинградом счет на единицы, дорог каждый экипаж; давеча он прибрал и пустит в дело майора Крупенина и его пять-шесть "Атлантов"... Летчики, получающие боевой опыт в отчаянных условиях Дона - Сталинграда и способные цементировать молодняк, - на вес золота. Удержать их в армии любой ценой - его задача. Не то расщелкают. В два счета расщелкают, повторял он мысленно слова Клещева, делая усилие, чтобы следом за другими не кинуться по-мальчишечьи к его ЯКу, на этот раз целехонькому.
Оставаясь в неподвижности, на месте, Хрюкин тяжело перевел дыхание, как после трудного рывка, - перед новым препятствием.
Теперь - разговор с полковником, командиром особой группы, решил он.
- С командиром группы создались трения, - сказал Потокин, - Расхождения в одном пункте. К сожалению.
- Связь?
- Да. "Связь не стреляет", - Потокин попытался передать интонацию, безаппеляционную и насмешливую, с которой выносился этот краткий приговор средствам связи.
- Я запретил своим подчиненным употреблять выражение "связь не стреляет"... По моей армии издан приказ...
- Не обо мне речь, товарищ генерал. "Не стреляет" - его слова, полковника.
- На пункте наведения сижу лично с микрофоном, в наушниках, со всеми работаю, никого не пропускаю. - Генералу нужно было выговориться. - С нерадивых взыскиваю, вплоть до разжалования и лишения наград. Понял, Василий Павлович? С этой позиции меня не сбить!
...В суровый час, Здесь мной назначенный... - донесся до них голос певицы.
И все вокруг - или показалось обоим? - стихло. Какая власть в женском голосе на войне: полоснул по сердцу, пришиб, возвысил... Какая сила!
- Товарищ генерал! - доложил Хрюкину посыльный. - Командир особой группы и член Военного совета вызывают на двадцать один ноль-ноль...
Хрюкин мигнул Потокину с выражением: а, где наша не пропадала!
- Будем объясняться, - сказал Хрюкин. - Будем...
Классы поселковой семилетки, застроенные дощатыми нарами в два этажа, оживали к ночи, когда грузовик привозил с аэродрома летчиков. Комлев валился на свой топчан, не раздеваясь, без сил, его смаривало, потом сон отлетал. Голова гудела, как пивной котел, в глазах стояла резь. Глядя в темноту, в щелястый настил над головой, он слушал шарканье ног, сонные бормотания, говор летчиков и штурманов, сходившихся к парте у классной доски. Единственная в третьем "Б" парта - и стол, и стул, и гардероб. На ней дырявили сгущенку, потрошили бортпайки и брикеты в аппетитной упаковке из далекого штата Айова, клеили карты, резались в карты. Иногда рассаживались за ней наезжавшие в полк политруки, и оттуда доносилось: "Ленин о неминуемом крахе империалистической Германии?", "Когда русские войска вступали в Берлин?" - армейская парткомиссия разбирала заявления вступавших в партию. В конце школьного коридора - кадка на кирпичах. Поворотливый дед-дневальный, остриженный как новобранец под "нулевку", встречал очередную партию летчиков из тыла тем, что натаскивал воду в бочку до самых краев...
Два дня назад командир бомбардировочного полка майор Крупенин собственной властью, без лишних объяснений, отнял самолет у командира эскадрильи, а командир эскадрильи собственноручно и так же молча забрал в свое пользование "пешку" командира звена. После этого командиру звена старшему лейтенанту Комлеву, чей уцелевший самолет представлял собою все наличные силы звена, ничего другого не оставалось, как, не дожидаясь вечернего грузовика, на своих двоих отправиться с аэродрома в поселок, в летное общежитие.