"Все искажено, все ложь и неправда!" - хотел сказать Хрюкин, вспомнив свое объяснение с полковником, командиром особой группы, и то, как предусмотрительно и ловко пытался присутствовавший при этом автор телеграммы смазать вопрос, прикрыть, оправдать поверхностное отношение полковника, которому от роду двадцать три годочка, к связи. Старался, да не смог, и вот, в прямое продолжение разговора, с единственной целью - дискредитировать командующего Хрюкина, обезопасить полковника от возможной критики, состряпана шифровка...
Хрюкин и рта не успел открыть, чтобы сказать об этом, как последовал второй удар. "Почему саботируешь указание о поддержке пехоты? - спросил член Военного совета. Он не кричал, это действовало угнетающе. - Всеми наличными силами, без ссылки на объективщину?.." - "Всеми, товарищ член Военного совета! - заверил Хрюкин, чуя, как уходит почва из-под ног. - Ни на что невзирая!" - "Читай! - Коротким движением член Военного совета двинул по столу листок служебного бланка. - Читай подчеркнутое!.." Жирным красным карандашом были выделены строки: "Командир полка майор Крупенин: "Посылка экипажей ПЕ-2 в пекло без прикрытия - безрассудство... обрекает летчиков... не дает боевого результата..." - Командир полка - твой?" - "Мой". "Разберись немедленно, лично, утром доложи... К этому, - он показал московскую шифровку, - вернемся..."
...Рассвет был уже близок, но тьма над страдавшей степью не редела, словно бы продлевая бойцам передышку, когда, спеша воспользоваться этим коротким часом, с грейдера, урчащего техникой, сошел и быстро направился к аэродромной стоянке бомбардировочного полка генерал Хрюкин. За ним, припадая на раненую ногу, ковылял майор Крупенин.
- Твой? - громко, отрывисто спрашивал Хрюкин, различая во тьме силуэт самолета и останавливаясь.
- Ремонту не подлежит, - отвечал ему майор, по инерции прошагивая вперед. - Не подлежит... Заменяют мотор... Эта - в строю...
- "Кадр, ценный в боевом отношении!.." - презрительно и непонятно выговаривал ему Хрюкин. Командир бомбардировочного полка, с трудом за ним поспешая, не понимал причин нараставшего гнева.
- Нет заместителя?.. Погиб?.. - гремел Хрюкин, быстро двигаясь, держа Крупенина на удалении, сбоку от себя. - И ты погибнешь!.. Не грози!.. Как собака погибнешь!..
При этих словах Крупенин остановился, оторопело и почтительно, и уже Хрюкин, пройдя вперед, возвратился, всматриваясь в лицо майора.
- Почему саботируешь мое указание? Ждешь подношения на блюдечке? Нет у меня истребителей прикрытия, прямо тебе говорю. Для "пешек" у меня истребителей: сегодня нет. И нечего язык распускать, зарабатывать дешевую популярность.
- Не было этого, товарищ генерал!
- Было!.. Было!.. Поворачиваться надо, соображать, господи, что за темень на мою голову, что за бестолочь! Ожегся на молоке, дует на воду. Нет условий нанести бомбоудар группой, не дают подняться, жгут на взлете - так действуй одиночками. Фронт двести верст, работа одна, на пехоту, другой задачи нет. Наносить удар, не считаясь ни с чем, днем и ночью...
- Пикировщики ПЕ-2 ночью не воюют, смею сказать...
- Не смеешь!.. Воюют же!.. Воюют!.. При этом командиры шевелят мозгами, ищут, выклеивают кабину изнутри черной фотобумагой, чтобы летчика не слепило, и бомбят с горизонта... За Россию биться надо, биться!.. Я с вашей мерехлюндией покончу, дух ее вышибу!.. Сдать дела начальнику штаба! Начальника штаба - ко мне!..
- Если заслужил... считаю долгом предупредить... через день полка не...
- Не будет!.. Костьми ляжет, а приказ выполнит!.. Они двигались в потемках к тому месту, где собирались к отъезду люди полка.
- Что за народ? Построить!
Человек пятнадцать образовали нестройную шеренгу.
- Товарищи пикировщики, прикрытия у меня нет, - обратился к строю Хрюкин. - У меня сегодня нет прикрытия для вас, прикрытия для переднего края. В результате мы теряем экипажи, дорогостоящую технику ПЕ-2. Два экипажа за вылет, четыре, как вчера у вас, а то и семь... Тяжело. Всем тяжело. Но если мы сейчас не поддержим с воздуха пехоту, враг ворвется на улицы города, ничего не щадя. Ваш командир - трава, гнется, он снят, пойдет под суд, ибо поймите: пехота изнурена. Ее необходимо поддержать всем возможным и невозможным... Чьи самолеты? - перебил себя Хрюкин, высмотрев на одной линейке с поджарыми "пешками" троицу "горбатых" ИЛ-2.
- Залетные, - выдавил из себя Крупенин, Начальник штаба, за которым было послано, не появлялся.
- Залетный - гость на свадьбе, или у вас уже отсутствует элементарный порядок?
- Самолеты штурмового авиаполка, отбывшего в тыл... не могу знать...
- Стоянка ваша? Командир обязан знать, если он командир!..
- Товарищ генерал, прикрыть пехоту, понятно, а на чем? - спросил Комлев.
Обращение летчика было неуставным - из строя, но с такой трезвостью и болью прозвучало в нем главное, нерешенное, что генерал на эту частность не отвлекся.
- На этих "горбатых", больше не на чем, - закончил Комлев неожиданное для него самого вмешательство в объяснение двух старших командиров.
- То есть? Прикрыть передний край ИЛами? - на лету сформулировал идею Хрюкин. - Летчики, шаг вперед... Из шеренги выступило четверо.
- На три самолета четыре кандидата. Сразу получается переизбыток... Что же, отдельные штурмовики бросаются за "юнкерсами", преследуют, не дают им спуску, - рассуждал Хрюкин вслух. - Такие факты на нашем участке отмечены. Одноместный ИЛ1 в роли истребителя...
- В тяжелой роли истребителя, - поддакнул Крупенин.
- Но ведь нет "спарки"! - сказал Хрюкин, оставляя без внимания реплику майора. - Чтобы сесть на боевой ИЛ, освоить его, нужна "спарка"...
Война ставила Комлева в такое положение; нечто подобное в его жизни уже происходило...
- Нужен летчик-инструктор, - сказал Комлев.
- И "спарка"! - зыркнул в его сторону, в дальний конец шеренги генерал.
- "Спарка" не обязательна. Можно без нее, без "спарки". Летчик жить захочет - сядет.
Повторялась прошлогодняя история с "девяткой" в Крыму - с той разницей, однако, что штурмовик ИЛ-2, на который он сам напросился, вызвался, одноместный самолет, нет на нем подсобного штурманского креслица, чтобы присесть да перенять, как пилотировать незнакомую машину; но вместе с ожесточением, достигшим предела, когда человек идет на все, только бы поступить в согласии с совестью, за год войны развилось в Комлеве умение прибегнуть к чужому опыту, нигде не описанному, печатно не закрепленному, но как бы разлитому в дымном воздухе фронтовых дорог, уводящих армию в глубь России, что и позволяло выходить, выворачиваться из любого положения. Так, в сердцах произнесенная и занозой в нем сидевшая несправедливая тирада Урпалова, будто на штурмовиках ИЛ-2 в случае нужды обходятся без "спарки", что истине не отвечало, - этот злой упрек, уточнившись со временем слухами и боевой практикой (поступком того же Миши Клюева, вывезшего к Пологам двух своих последних пассажиров), подсказал теперь Комлеву выход: усадить инструктора в грузовой отсек ИЛ-2. Инструктор устроится там, позади летчика, за его кабиной, сквозь щелочку все увидит и подскажет, что надо...
"Грубо игнорирует... самовольно... вопреки..." - думал о своем генерал, слушая летчика. Высшее звено, командующие армиями - в поле зрения Верховного. Ответ Москвы может быть убийственным. Уничтожающим. Ждать, как все повернется? Но не сложа руки! Делать то единственное, что он обязан. Четверо вызвались, четверо вышли из строя? Двоих оставить здесь, в армии. Как закоперщиков, проявивших инициативу...