- Товарищ капитан, вы видели? - Гузора, ободренный командиром, решается открыть свои сомнения. - Как черт за бортом... А ты раззявил варежку, корит он своего стрелка. - Хоть бы очередь дал...
- И снял бы "ла-пятого", - в тон ему продолжает Комлев. - Такого трофея у нас еще не было. Таких побед мы пока не одерживали.
Гузора не понимает капитана.
- Сбил бы "Лавочкина", который старался нас прикрыть, - вразумляет его командир.
Щеки Гузоры - как маков цвет,
Летчик, прибывший накануне, стоит с ним рядом, глаза его полны сочувствия Гузоре.
- Кому еще привиделся "фоккер"? - командир усиленно сводит брови.
- Вообще-то "фоккер" был, - говорит Силаев.
- Борис, как черт, правда? - ухватывается за него растерянный Гузора, манипуляцией руки и пальцев показывая, откуда взялся подлый "фоккер".
- Был, товарищ командир, - повторяет Силаев.
- На вашем фланге?.. Но я по рации с Аликиным работал. И земля с ним работала. Слышал землю? Аликин месяца два как летает на "ла-пятом"...
Силаев, слова не говоря, сильно сощуривает глаз: был "фоккер". Был.
Капитан в затруднении.
Взирает на механика за капониром, успевшего раскинуть от промасленной кудельки костерок, прокалить на нем паяльник, что-то изготовить.
- Где Тертышный? - спрашивает Комлев.
Летчики переглядываются - Тертышного нет среди них.
Гузора рад, что разговор переменился.
- Тертышный где? - кричит он инженеру. - Не слышит... Я сбегаю, товарищ командир?
- Морской свежести дохнул, Херсонес вспомнил, - вставил Конон-Рыжий, заполняя паузу. - А как лодочку качнуло, он ее и обнял.
- Хороша рыбачка?
- Рыбачка ли?
Мимолетный эпизод в море ни для кого не прошел бесследно.
Урпалов, спеша издалека, удрученно крутит головой:
- Нет Тертышного! Не садился!
- Как - не садился? - без всякого почтения вскидывается на него Силаев. - Мы шестеркой пришли!
- Шестой - "чужак". Сел, не знает, куда рулить. Покатил на ту сторону. А лейтенанта пока нет... "Чужак" из братской дивизии, две белые полосы на хвосте. - Учащенно дыша с плотно сомкнутым ртом, Урпалов взглядывает на Силаева вопросительно и строго. Тронуть самого Комлева он не решается.
Летчики сбиты с толку, ничего определенного никто сказать не может.
- Вроде как всех видел, - бубнит Конон-Рыжий, флагманский стрелок. - Из атаки все вышли, товарищ командир.
Начинаются припоминания вслух, догадки.
- Слева чей-то мотор запарил...
- Парашютист спускался...
- Я не понял, что там грохнуло? Взорвалось-то что?
- Дымка еще, черт ее дери... такая плохая видимость...
- Гузора, я замечаю, переживает из-за перчатки, у него перчатку в форточку выдуло, а где посеял Тертышного - не знает. Лейтенант Силаев, обращается Комлев к своему заму, - доложите!..
Борис обескуражен.
- Доложите обстоятельства потери экипажа, - требовательно повторяет Комлев.
- Тертышный атаковал... в условиях дымки... сильного огня ЗА... Не видел я, товарищ командир. Падения экипажа не наблюдал.
- В стратосферу дунул лейтенант Тертышный, - фыркает Комлев, слабые улыбки тут же тают, - Летчик показной смелости! - распаляется он против лейтенанта. - Один штурмует всю Германию, море по колено. И пожалуйста, результат.
Осуждая предполагаемое сумасбродство Тертышного, Комлев не жалеет красок, но, кажется, сам плохо верит в свою версию.
- А "чужак"? Приблудок этот? Почему не засекли? Какой ты, старшина, к черту, флагманский стрелок, щит героя?..
Конон-Рыжий подавленно сопит. Старый Крым от него уплывает...
- А ты, заместитель? Хорош, нечего сказать! - Капитан взялся за Силаева, чья бесспорная вина может послужить теперь Комлеву единственным слабым, конечно, - оправданием. - Командир направляет группу, руководит обработкой цели, ведет ориентировку, а заместитель? Спит? Ворон считает? Потерял Тертышного, привел на аэродром вместо Тертышного какого-то приблудка... За должность надо отвечать, лейтенант! - Капитан сдвигает к пряжке свою кобуру. - Осмотрительность в группе низкая, взаимной подстраховки нет - а чему удивляться? Заместитель-то в группе, оказывается, отсутствует! Заместитель - пустое место!..
Силаев угрюмо молчит.
"Фоккера" он видел. "Фоккер" был. Наверно, в "фоккере", пропоровшем строй, когда шестерка пошла пикировать на цель, - разгадка судьбы Тертышного, думает Силаев.
Его опыта, его самостоятельности хватает, чтобы трезво судить о бое, но еще недостаточно, чтобы отстаивать свое мнение вслух. В конце-то концов дело не в том, видел он или не видел "фоккера". Глубже, серьезней разочарование, вызванное его новым, более зрелым пониманием места и роли ведущего, командира группы. Заместитель он, как выясняется, никудышный, о том, чтобы получить, возглавить группу, и речи быть не может. Звено, скажем, четверку ИЛов, как ему мечтается с осени... Никому другому подобная идея в голову не приходит, и очень хорошо. Не зря Кузя всю войну ведомый, теперь-то Силаев это понимает. Не зря, не случайно, груз ответственности не каждому по плечу.
Майским днем полк продвинулся к Евпатории. Море открывалось тотчас по отрыву, влево и вправо бежала пенная полоса прибоя. - Все, товарищ капитан, уперлись, - оценил новое место Урпалов.
- Как рассуждает наземный человек: уперлись, - возразил Комлев. - Это они, немцы - уперлись. Их прижали, они уперлись, держатся за Херсонес.
- Хочу сказать, последняя точка базирования.
- Урпалов дал лозунг: конец войне.
- Не конец. Не все сделано. Кое-что осталось.
- Провести собрание?
- И собрание.
- Кто же против?
- А сейчас узнаем: доклад поручить капитану Комлеву.
- Есть мнение?
- Да.
- Твердое? А время на подготовку? Тезисы? Конспекты, цитаты?
- Кто против - установлено.
- Над целью с КП потребуют: "Комлев, повторите заход!", а я скажу: "Не могу! У меня доклад на партийном собрании!"
- Вопрос не слишком сложный: о боевых традициях. Поскольку поступает молодежь... Вы все знаете.
- Ох, Урпалов, опасный человек, дай тебе палец, руку оттяпаешь.
- Дмитрий Сергеевич, о чем должен известить: наградной материал на вас вернули.
- Дожил.
- С разносом вернули. Вот такая телега из армии.
- Не за то воюем. Не за железки.
- "Капитан Комлев по общему итогу боевой работы справедливо заслуживает представления к званию дважды Героя..." - процитировал Урпалов. - Вот как вернули.
Помолчали.
- Война, в людях большая нехватка, понятно, - издалека начал Комлев, сильно щурясь. - Но помяни мое слово, Урпалов: победим, так лучшие люди, какие поднялись в авиации из летного состава, будут поставлены на политработу. А ты, товарищ Урпалов, займешься своей специальностью. Каковую ты понимаешь и любишь.
- С удовольствием.
- С удовольствием или как, не знаю, но готовься. Другого не будет. Вплоть до того, что лично выскажу перед ЦК такое пожелание... Гузора, каковы впечатления с птичьего полета?
- Нравится, - улыбнулся Гузора. - Морем полюбовался. Окунуться бы...
- С кем ни то из трофбатчиц. Видел, трофбатчица Муся загорает? Мягкая Муся...
- Скупнуться охота, товарищ капитан. Я в море не окунался.
- И я... Скупнемся, если не потопят. С Крымом покончим, бока погреем, и на завод, пополняться техникой.
- А что, товарищ капитан, насчет нового ИЛа?
- Нового - взамен разбитого? Взамен разбитого - шиш. Взамен разбитого штрафбат. На это ориентируйтесь, не шучу.
- Будто бы два мотора, и скорость шестьсот, - с сомнением выговаривает Гузора.
- Я эту байку сколько слышу!
- Двухместный. В кабине и летчик, и штурман - рядом... Но кто же командир экипажа, товарищ капитан?
- Смешно: летчик.
- Сейчас бы его сюда, "мессеров" погонять, - мечтательно произносит Гузора. - Да и против зенитки неплохо...
- А также заострить насчет воинской дисциплины, - возвращается к вопросу о собрании Урпалов. - Дисциплина в эскадрилье последнее время ослабла.