Доминик и Сэм вдвоём потянули платье, стараясь не разорвать его, но ничего не произошло.
Проклятие. На этот раз Доминик ухватился обеими руками и дёрнул, разрывая ткань и освобождая её. Держа платье в руке, ДеМарко попятился, расталкивая людей и расчищая путь через толпу, пока не растянулся на спине. Прежде чем он смог ясно видеть, Сэм склонилась над ним, и явно веселясь, протянула руку.
— Ты думаешь, это смешно?
— Да.
Доминик второй раз за последние десять минут слышал, как она говорит "да". Это уже слишком. Он должен убраться отсюда, пока не утратил остатки нормальности. Каким-то образом, ему удалось снова подняться на ноги, потом наклониться, обнять Сэм за талию и взять на руки. Игнорируя её протесты, мужчина пронёс Сэм сквозь толпу.
Она была так же легка, как и букет роз... роз с большим количеством острых шипов. К тому времени, когда он добрался до лимузина и разместил её там, появился Бен.
— С ней всё в порядке?
ДеМарко посмотрел на Сэм.
— Думаю, что да, — произнесла она, пошевелив босой ногой.
— Вам лучше убираться отсюда побыстрее, — сказал Бен, но прежде чем они успели его остановить, Доминик развернулся, и исчез в увеличивающейся толпе.
Глава 5
"Что делает ДеМарко"? — подумала Саманта. — "Он сошёл с ума"?
Нет никаких сомнений. И она ничем не лучше его. Вышла замуж за плейбоя, и теперь официально, Сэм – миссис Доминик ДеМарко.
Доминик появился пять минут спустя, уселся рядом с ней и захлопнул дверцу. Лимузин влился в движение и поехал вниз по Пятой улице.
Доминик ДеМарко, актёр, Самый Сексуальный Мужчина три года подряд, а теперь ещё и её муж, вернулся. И протягивал ей руку со свисающей белой шпилькой.
Этот человек возвращался за её туфлёй.
Она склонила голову так, чтобы получше рассмотреть его, пока пыталась в нём разобраться. Бен сидел на месте пассажира, их разделяло тонированное окно.
— Мир сошёл с ума, — произнёс Доминик, как бы невзначай наклоняясь, и беря в руку её покрытую шёлком ногу.
От ощущения его длинных, тонких пальцев по ноге Сэм растекалось тепло, и кожу покалывало. ДеМарко заставлял ощущать покалывание в тех местах, где раньше она никогда его не чувствовала, например, между пальцами. Она не хотела реагировать на его прикосновения. Тщеславные знаменитости её не заводили.
От него исходил чудесный запах, древесный и мужской. И он хорошо выглядел. И дело не только в том, что Доминик спас её от толпы и нёс до лимузина, и при этом даже не потел и нормально дышал. Ощущение покалывания имело смысл. Любая женщина в здравом уме сейчас бы ощущала покалывание, особенно та, которая не может вспомнить, когда у неё в последний раз был секс. Хотя, это не совсем правда. Это было триста пятьдесят дней назад плюс-минус пара часов. Не то, чтобы она делала записи, или ещё что-нибудь в этом роде.
Сэм пыталась не вдыхать его телесный запах.
"Тебе не о чем беспокоиться", — сказала девушка сама себе. Она контролирует ситуацию, наблюдая за его попытками натянуть туфлю ей на ногу, как настоящий Прекрасный Принц.
Сэм снова вдохнула, зная, что ей нужно положить конец этому безумию, и отобрала у него свою ногу.
— Я могу сама это сделать, — вежливо произнесла она, надевая туфлю на ногу. — Вот и всё.
— Ты хмуришься, — сказал он. — Что случилось с хорошими мыслями о том, чтобы идти по течению, о "пина-коладе" и белом песке?
Сэм откинула с лица пряди волос.
— Это было до того, когда ты так поцеловал меня в церкви.
— Как "так"?
— Сам знаешь: долго, глубоко, со всей этой страстью.
— Долго и глубоко, говоришь?
Она кивнула.
— Я думала, что мы просто соприкоснемся губами и будем притворяться. И, правда, не вижу никаких причин, чтобы ты использовал свой язык.
— Ну как я мог устоять?
Не морочьте ей голову. Сэм видела женщин, с которыми он встречался: высокие, худые, чертовски красивые.
— Ладно, как тебе угодно, — фыркнув, ответила она.
— Почему бы тебе просто не высказать, что у тебя на уме, и не выговориться.
Девушка выпрямила спину.
— Ладно, я так и сделаю. Ты – очаровашка, — произнесла она, делая обвиняющий жест пальцем в его сторону. — Я уже знаю, что ты бабник, но при этом я никогда не задумывалась об очаровании.
— Не стоит верить всему, о чём читаешь, или лучше сказать всему, о чём пишешь.
— Я пишу о том, что я вижу.
— Ты пишешь о том, о чём ты думаешь, что видишь.
— Это неправда, но я соглашусь с тобой, что существуют недобросовестные журналисты и папарацци. Но я всегда честна. У меня есть принципы.
— А согласишься ли ты также признать, что на каждого аморального папарацци найдется одна знаменитость, чью личность разорвали в клочья преувеличенные слова журналистов?
— Я считаю, что отношения – это взаимовыгодный союз.
— Типа нашего с тобой брака.
— Не совсем.
Он едко засмеялся.
— Позволь я угадаю. Ты считаешь, что вытащила короткую палочку?
— В этом нет никаких сомнений.
— И ты считаешь меня плейбоем?
— Ага.
— И что из увиденного тобой собственными глазами заставило тебя прийти к подобным выводам?
— Хм-м-м-м, давай посмотрим. Изабель Уитон, Памела Скотт, Тори Пинтон, Кэрри, Кристи... мне продолжать?
— Хоть я обычно и не выступаю в собственную защиту, — произнёс он, осторожно подбирая слова, — особенно перед журналистами таблоидов, но что ты ответишь, если я скажу, что никогда не встречал Памелу Скотт или Тори Пинтон?
— Я скажу, что это вздор.
— Вздор, вот как?
— Так и есть. Фотография стоит тысячи слов.
— И в следующие три месяца, если я докажу, что фотография не стоит бумаги, на которой она напечатана, что ты мне дашь?
— И что же ты хочешь, ДеМарко? — спросила Сэм, хотя у неё была очень неплохая мысль.
— Эксклюзив, который тебе пообещал Бен.
Она подняла бровь.
— И тут у меня появилась мысль, что, возможно, ты попытаешься затащить меня в постель.
— Всё по порядку.
Сэм фыркнула. Она знала, что не красавица, как женщины, с которыми он водил компанию. У неё было никакое лицо. Губы были в порядке, но грудь была плоской, не было длинных ног, и она всегда считала, что всего лишь просто симпатичная, и никак не сексуальная.
— Ты слишком перевозбуждена, милая. Я ведь не заставляю тебя нервничать?
— Твоя харизма совершенно не влияет на меня, ДеМарко.
— Это плохо.
— Для тебя, может быть, — ответила она.
— Определённо для меня, — отозвался он. — Итак, значит ли это, что мы не сможем быть друзьями?
— Мы можем быть друзьями.
— Потому что у тебя иммунитет к моему очарованию? — спросил он.
— Именно.
— Почему у меня такое чувство, что меня режут по живому?
— Вероятно потому, что такой мужчина как ты дезориентирован, оказавшись в ловушке с женщиной, которая знает о тебе всё, с женщиной, которая не станет спать с тобой, даже если ты останешься последним мужчиной на земле.
Его смех эхом оттолкнулся от тонированных стёкол.
— Ты очень забавная, — произнёс он. — Тебе кто-нибудь говорил об этом?
— Можешь смеяться сколько угодно, но именно я буду смеяться последней, потому что совершенно точно знаю, как ведут себя тебе подобные.
— Понятия не имею, о чём ты говоришь, — произнёс он с дьявольским блеском в глазах. — Но, по какой-то безумной причине, ты мне нравишься.
Сэм покачала головой, игнорируя покалывание, которое возникало каждый раз, когда он смотрел на неё своим ошеломляющим взглядом. На какой-то миг или два она совершенно точно поняла, почему так много женщин оказывались в его постели.
Сэм отмахнулась от этой мысли.
— Именно об этом я и говорю, — продолжила она. — Предполагается, что от твоего "ты мне нравишься" я приду в возбуждение. Ты думаешь, что совершенно точно знаешь, что сказать, чтобы такая девушка как я влюбилась в такого парня как ты.