"Хм-м-м..."
Его вес в сто шестьдесят килограммов безумно висел на поводьях запряжки с восемью оленями, и на мгновение его усилия удержать сани от переворота в воздухе показались ужасно недостаточными. И...
Следует упомянуть одну маленькую деталь: Санта впервые за всю историю своего незапамятного существования испугался до смерти.
"Я... я не могу УМЕРЕТЬ, не так ли? Я чёртов САНТА..."
Маленький Гарри был совершенно прав, храни его Бог! Санта пересекал весь земной шар, доставлял игрушки двум миллиардам детей, протискивался в бесчисленные дымоходы и съедал тонны рождественского печенья - и всё это за одну ночь, заметьте - благодаря этому сверхъестественному проявлению доброй воли, известному как рождественское чудо.
Он работал каждую ночь в канун Рождества на протяжении тысячелетий и всегда без каких-либо проблем.
До сегодняшнего вечера, то есть.
Он глянул вперёд, но снег не позволил ему разглядеть даже малейший оттенок носа Рудольфа. Доннер и Дэшер сильно раскачивались на ветру - на самом деле все олени в ужасе испражнялись.
Ледяной снег щипал глаза Санты и накапливался на его бороде и густых белых бровях, в то время как сам шторм создавал такую какофонию, что он даже не мог слышать, как сам размышляет об опасном потенциале этого затруднительного положения.
"К чёрту это дерьмо, чувак!" - подумал он, а затем, впервые в жизни, Санта действительно обмочился, и можно было поспорить, что моча жёлтыми льдинками замёрзла у него в промежности в кратчайшие сроки.
Чем сильнее он старался удержать оленей на курсе, тем больше они отклонялись от курса, и в следующий момент он почувствовал, как олени и сани резко сместились в сторону, почти как переключатель на железнодорожных путях. Следующее, что заметил Санта, это то, что он и его олени резко свернули влево. Сила этого внезапного действия заставила Санту потерять сознание, но не раньше, чем он на долю секунды различил причудливую метеорологическую аномалию прямо перед ним: это была сияющая, сверкающая вещь, очень похожая на дыру в бушующем небе, и это отверстие, или перфорация, или что-то там ещё, казалось, имело форму пентаграммы...
Приступы сильного кашля и одуряющее зловоние заставили Санту очнуться от кошмара, похожего на бесконечную чёрную пелену.
"Святое дерьмо!" - подумал он.
Он чувствовал, что задыхается в невыносимой жаре и влажности; он мог ощутить неприятный вкус зарождающейся тошноты, который мрачно напомнил ему о том давнем времени, когда миссис Клаус случайно подала ему чашку своего знаменитого эгг-нога, который испортился: едкий, скользкий вкус, от которого у него чуть не вывернуло желудок наизнанку. На самом деле он был очень близок к тому, чтобы нанести миссис Клаус несколько ударов тыльной стороной ладони, он был так зол, что готов был устроить жёсткое, анальное изнасилование старой суки прямо там, на глазах у эльфов. (Но, конечно, он сдержался. Санта не бьёт женщин. И не насилует).
Его глаза распахнулись, и снова ударило ужасное зловоние, которое можно было бы назвать зловещей смесью разложения млекопитающих и худшего запаха тела, который только можно себе представить (например, запаха промежности бездомного, который не мылся год), но увеличено в тысячу раз.
И где он был?
Он не мог догадаться, но одно было известно наверняка: он больше не был в зимнем небе, позвякивая бубенчиками и приступая к своему ежегодному долгу - доставлять игрушки всем хорошим маленьким девочкам и мальчикам. Вместо этого он был где-то в помещении, и поначалу всё, что он заметил, были смутными вспышками оранжево-красноватого света, плывущими на фоне полной черноты.
"Ебать! - рассуждал он. - Должно быть, это кошмар!"
Санте не повезло, потому что, когда после огромных усилий ему удалось выбраться из припаркованных саней и встать на ноги, он понял, что стоит в царстве чего-то твёрдого и очень реального. Жара, вне всякого сомнения, была настоящей и настолько сильной, что он лихорадочно скинул с себя свой нелепый красно-белый зимний костюм Санты, прежде чем скончаться от грёбаного теплового удара. Тем не менее, он счёл целесообразным остаться в столь же нелепой шапке Санта-Клауса с белым шариком на конце. Почему? Просто это казалось правильным поступком.
Пот тут же начал капать с его огромных волосатых сисек. Шатаясь, он шагнул вперёд, чтобы проверить своих восемь оленей, которые все стояли, сильно свесившись в упряжи, и задыхались от вони и жары, как и он сам. Даже нос Рудольфа повис, настолько ослабло это прекрасное волшебное животное. Рудольф повернул свою великолепную голову и умоляюще посмотрел на Санту, словно спрашивая: