Я лежу без сна, прислушиваясь к шорохам старого дома - слышно как скрипят половицы у соседей, которые устроили танцы, за окнами раздаются звуки джаза. Я им иногда завидую, они кажутся прекрасной парой, хоть пока и довольно молоды. Она детская писательница, а он военный инженер. Квартиру они делят с пожилой вдовой, которая, впрочем, не возражает против частых музыкальных вечеров. С затаенной злостью думаю, что их веселье и счастье продлятся до рождения первого ребенка. Внезапно раздается истошный детский плач, я шевелюсь, думая встать, но после снова опускаю голову на подушку. Дочке наверняка просто приснился очередной кошмар. Сейчас она поймет, что это был всего лишь сон и перестанет плакать.
— Иди, успокой ее, — ворчит муж, встряхивая меня за плечо. — Мне, между прочим, завтра еще работать, а с этими вечными ночными истериками я никогда не высыпаюсь.
Мне ничего не остается делать, кроме как подняться и отправиться в детскую комнату. Мне вскоре удается успокоить дочь, и она засыпает, обнимая плюшевого медведя с огромным бантом на шее, которого я ей подарила на пятый день рождения, сэкономив потихоньку от мужа деньги. Однако, сон у меня окончательно пропадает и я отправляюсь в гостиную, где достаю из старенького секретера пухлый рисовальный альбом и набор красок. Рисование — мое средство от бессонницы уже целый год. Почти каждую ночь альбом пополняется новым моим творением, над которым я скрупулезно работаю часов до пяти-шести утра, до времени пробуждения мужа. Вот и в этот раз я вожу мягкой кисточкой по бумаге, пока на ней не выступает отчетливый рисунок. Я иногда даже не замечаю, что рисую, потому что чаще всего в этот момент я нахожусь в каком-то сонном трансе.
— В этот раз у тебя, наконец, вышло что-то толковое, — раздается голос над моим ухом.
Я вздрагиваю и бросаю короткий взгляд в окно — уже начало светать и супруг встал на работу. Он принимается внимательно изучать мой рисунок, берет его в руки. Я понимаю, почему картина вызывает у него такой восторг — на ней изображена пара белых павлинов, его любимых птиц. Слабо представляю, как это у меня так вышло нарисовать именно их, но я довольна, что дождалась хоть какой-то похвалы с его стороны.
День проходит незаметно для меня. Я занимаюсь домашними делами, отвожу детей в школу, что-то наигрываю на старом пианино, доставшемся мне в наследство от бабушки. Вечером все повторяется: муж возвращается с работы, пьет чай с бренди, слушает радио, к ужину почти не прикасается. В промежутке между этими действиями жалуется мне на "идиота-клиента", что пытался выкупить у него подборку старинных карт эпохи, кажется, Колумба, по смехотворной цене. Муж выгнал его в шею из магазина, но, судя по всему, этот инцидент очень его разозлил.
Курит он вдвое больше обычного, после чего шлифует свои сигары терпко-пахнущим алкоголем. Долго сидит в кресле-качалке, выключает радио, о чем-то думает. Вдруг он срывается ни с того ни с сего со стула, хватает свое пальто и шляпу трилби. Я непонимающе на него смотрю - мол, уже полночь, куда ты собрался?
Супруг не считает нужным объясняться передо мной, и вскоре я слышу оглушительный хлопок двери. Впервые за долгое время к горлу подкатывают нежданные слезы. Падая беспомощным пластом на диван, я даю им волю, утыкаюсь в кожаную обивку носом, вдыхая привычный домашний запах. Раздается дверной звонок, прерывающий мои рыдания. Не веря своим ушам, я мчусь открывать, забывая надеть домашние тапочки. Так и распахиваю дверь, даже не посмотрев в глазок, стоя босиком на ледяном кафельном полу и стирая рукавом домашнего платья влагу с лица.
Но моим ожиданиям не суждено сбыться. Нет, это не муж, решивший вернуться. Соседи, в состоянии опьянения, перепутали этажи. Чуть ли не со злостью выплевываю им:
— Вы ошиблись квартирой.
Они извиняются и пожимают плечами. Он держит ее за талию, она сжимает в руках тонкую сигарету, выдыхает горький табачный дым. Извиняются в последний раз, желают хорошего вечера, после чего она поправляет свое каре, он подхватывает ее на руки и бегом преодолевает последний лестничный пролет. Слышу заливистый беззаботный смех, громко захлопываю дверь и сползаю по ней на пол.
За что я заслужила? Чем провинилась? Найти ответы на эти вопросы у меня не выходит. Смахиваю остатки слез, небрежно закалываю волосы и отправляюсь на кухню мыть посуду. Холодная вода немного приводит в себя. Выкидываю остатки ужина в помойное ведро, споласкиваю тарелки. Он вернется, он обязательно вернется. За окнами раздается резкий звук, похожий на выстрел, от неожиданности я роняю посуду на пол.
Тарелка бьется на тысячи острых осколков, я еле успеваю отпрыгнуть в сторону. Был бы сейчас здесь муж, он бы обязательно заметил это и обвинил меня в неосторожности. Но его здесь нет и больше никогда не будет, он ведь умер несколько лет назад.
Воспоминания резко пронизывают меня подобно осколку посуды, который вонзается со всей силы в мою ступню. Я взвизгиваю, но непонятно от чего — мне кажется, что совсем не от физических ощущений.
"Он умер!" — восклицает все во мне. И я давлюсь своей памятью, как и слезами. Его жизнь унесла Первая мировая война. Милый, мой любимый супруг. Как я смела думать, что он меня не любит? Утыкаюсь лицом в колени, перед глазами возникает картинка, будто заставляя меня переживать все случившееся еще раз. Он писал мне, писал длинные, полные любви письма. В каждом из них обещал вернуться. А потом вдруг перестал. Я пыталась дозвониться в воинскую часть, но никто не знал, что с ним.
Пока в один день почтальон не принес письмо. Я как раз в тот момент тоже мыла посуду. Схватила конверт дрожащими мокрыми руками, нетерпеливо распечатала его. Мне хватило первых строчек, чтобы понять, что его не стало. Тарелка, которую я тогда не переставала сжимать в руке, разбилась о кафель. В тот же день на город впервые обрушились бомбы.
Я тогда отвела детей к соседке, чтобы она отвела их в бомбоубежище, а сама осталась в квартире. Села в кресло, включила радио, как он любил это делать. Но в тот день не передавали церковных песен, везде были предупреждения об авианалетах. Я слышала, как взрывались бомбы где-то на нашей улице, звенели бьющиеся стекла. В нашей квартире окна тоже были выбиты взрывом. Но в сам дом ничего не попало, чего нельзя было сказать о соседних. В тот день я пожалела, что не умерла вместе с мужем.
Я осталась на съедение своим собственным мыслям и больным фантазиям. Было легче представить, что муж здесь, рядом, просто он меня больше не любит. Просто он охладел. Я давилась по ночам слезами из-за того, что он не приходит с работы, из-за того, что не заботится о детях. Из-за того, что я больше ему не нужна. Но только не из-за того, что его больше нет со мной. И никогда не будет.
Господи, если бы ты знал, насколько я устала это терпеть. Лучше бы он действительно меня не любил, чем умер.