– Мы не жить и развлекаться приехали, а на заработки! – парировала девушка.
– Может, я… тебя… я тебя пригласить хотел? Ну угостить…
– Пошел ты! – разозлилась Нина. – Учти, деньги пополам платим. Я так привыкла! Слушай, я тут недавно к одному богачу заходила, ну, денег попросить на свои записи. Вот это офис! У него в кабинете четыре здоровые красивые вазы стоят. Он мне, знаешь, что сказал? Говорит, каждая ваза по десять штук баксов стоит. Представляешь? Когда он отвернулся, я, честно скажу, хотела вазу взять – и бегом. Думаю, Бог бы меня простил. А ты как думаешь?
– Не знаю я, ему виднее…
– Разве это воровство? Я же не на шмотки какие деньги у него просила… На серьезное дело! Хотела, честно, клянусь, одну-единственную вазочку взять! Потом испугалась. А вдруг бы меня в тюрьму забрали? Честно скажи, ты бы мне в тюрьму передачи носил? – вдруг улыбнулась она.
– А что ты любишь? Говори сразу, чтобы я запомнил!
– Типун тебе на язык! – вздохнула Нина. – Ни в какую тюрьму я не сяду! Еще чего придумал – чтобы я тюрьму попала!
– Я? – обалдел Гриша. – Да это ты сказала первая!
Не вышло романтического ужина. Поругались – да еще как громко!
Соседи за столиком брезгливо глядели на них. Одна дама сказала:
– С тех самых пор как в дворники пошли диссиденты, Москва стала самым грязным городом. А как сюда приехал весь этот сброд, житья нет совсем.
– Вы не любите маленьких людей, – хихикнула вторая.
– Это те самые маленькие люди, которые не дадут вам спокойно вечером дойти от станции метро до дому. Заметьте, это не герои великой русской литературы XIX века, а герои современной передачи «Криминальная хроника». – Она обернулась к Нине с Гришей: – Нельзя ли потише? Вы здесь не одни, молодые люди! – И злобно прошипела своей подружке: – Натуральное быдло.
И без того заведенная Нина в два прыжка оказалась у столика дам. И, подбоченясь, пошла в наступление:
– Я тебе сейчас весь парик ощипаю! Думаешь, если у тебя норковый берет, ты культурная? У нас в городе одна сумасшедшая в таком берете ходила. Вот клянусь, точно такой же! И весь в дырках! Слушай, ты на нее так похожа!
Испуганные женщины застыли от ужаса.
– Ради бога, молчите, они могут начать драться! – шепнула одна другой.
– Я? Драться? – взвизгнула Нина. – Посмотри на меня! Несчастная! У меня прабабка княжна! У нас дома два серебренных блюда, которым по сто лет! Не то что твой берет из вонючей кошки!
Женщины вскочили и бросились к выходу.
Нина вернулась за столик:
– Одно блюдо я продала, когда в Москву ехала, – сказала она Грише. – А как бы иначе я добралась?
Смущенный Гриша опустил глаза.
Нина вздохнула:
– Они правы. Мы быдло! Например, ты знаешь, каким ножом рыбу едят? Я – нет! Поэтому так и осталась голодная. Пошли домой!
Дома Гриша все сделал по совету Терещенко. Усадил Нину смотреть телевизор, а сам – на кухню. Сыр нарезал, потому что в ресторане они не наелись. Вина достал. И свечи. И готовился уже войти с этим вином и свечами в комнату, как услышал Нинин голос.
– Скоты все мужчины, это я давно знала. Один мой любимый – интеллигентный человек. На пароходе меня возил. Представляешь, море, волны и мы на корме целуемся. Как будто это фильм «Титаник».
– А он ди Каприо… – злобно прошептал Гриша, зажигая свечи.
– Е те амо, гуэррида. Я люблю тебя, дорогая. По-испански мне говорил… – кричала Нина восторженно, вспоминая своего переводчика.
– Ё-моё коррида, – повторил иронично Гриша, заранее планируя, как он сейчас ринется в бой…
Но тут Нина снова подала голос:
– Все мужчины действуют одинаково. Сначала зовут тебя в ресторан, потом приводят домой, потом включают телевизор или музыку, а потом приносят вино и свечи. И думают, что ты с ними пойдешь в кровать. Ну не нахалы? Но я знаю – ты не такой.
Гриша замер. Как она угадала?
– Я знаю, ты другой, – ласково сказала Нина. – За это я тебя и ценю. Ну что ты там застрял, иди сюда! Неси свой сыр, кушать очень хочется!
Гриша быстро запихнул обратно в холодильник вино, а заодно свечи в подсвечнике и сыр. Потом достал сыр обратно… Нет, сегодня ничего не получится.
Вошел в комнату угрюмый и с сырной тарелкой.
– Смотри, что я нашла! – Нина потрясла снятой с полки оранжевой книжонкой. – Небо послало нам эту книгу. Уверена, она не твоя и не твоего друга Леши. Это, наверное, от хозяев осталось! «Хорошие манеры на каждый день». Вот! Вот чем мы будем заниматься! Учиться хорошим манерам! Чтобы стать людьми, а не быдлом!
По заснеженным рельсам медленно двигались трамваи. На трамвае Гриша всегда провожал Нину. До ее кафе всего две остановки.
ГОЛОС ГРИШИ:
– «Если тебе удалось занять свободное место, не делай вид, что тебя занимает пейзаж за окном и ты не видишь стоящей около тебя пожилой женщины. Пока на твоих висках не засеребрится седина, ты должен чувствовать себя во всех видах транспорта, как заяц в чистом поле…»
Эту дурацкую книжку мы с ней зачитали до дыр. Но ей нравилось изучать хорошие манеры. Потому что она мечтала выбиться в люди. А мне нравится все, что нравится ей!
Вчера пришло письмо от матери. Мать пишет – сохрани себя. Я-то сохраню. Только кому мы такие нужны в столице? Тут, мама, дружба – это вроде предрассудка какого. Потому когда людей много, то не до чего. Лишь бы самому выжить. Один у меня друг – Нина. И в ту я влюблен. Вот тебе и задача!
Гриша читал Нине учебник хороших манер. Она сидела на подоконнике и смотрела в окно.
Вошел Терещенко. Увидав Нину, вздрогнул:
– Мама дорогая, звиняйте меня, думал, шо Гриша один тут. – Он двинулся к девушке. – Дама, я по искусству. На гармонике играю. Имею работу. Обслуживаю похороны и свадьбы. Если надо, обращайтесь.
Нина засмеялась:
– Похороны мне не надо, свадьбы – да! Я тоже артистка! Певица!
– Коллега! Дозвольте ручку! – потянулся к ней Терешенко. И так припал к руке, что Нина прошептала Грише:
– Он, что, маньяк?
– Ой, коллега! Какой с меня маньяк? – усмехнулся Терещенко. – Может, мы споем с вами вместе?
– Нет! Мне пора!
Нина спрыгнула с подоконника, оделась и убежала.
– Яка сексуальна! – простонал Терещенко вслед.
– Что ты наделал! – схватился за голову Гриша.
…Терещенко загладил свою вину тарелкой фирменного борща.
– Ну, первый раз не вышло, ничего страшного. Другой раз выйдет, – утешал он Гришу. – Я тебе вот что лучше расскажу. Была у нас в городе артистка с музично-драматичного театра. На возрасте. Не то тридцать восемь, не то сорок три. Она ж про себя думала, шо всегда двадцать два. По дому ходит в пеньюаре. Попугай на плече. А роли – одна фраза за спектакль: «Просчайте, миледи!» Она ж мечтала Офелию или там леди Макбет сыграть, а ей одних горничных. Разве в горничных талант раскроется? Тут ее режиссер с Киева в кино позвал, пробу сделал. Она уж старалась, так старалась, а он ее не берет, гад! Поглядит ту пробу и говорит: «Галя, в вас нет загадки!» Она ко мне кинулась вся в слезах – Серега, ты мне расскажи, как загадку сделать? А я ей отвечаю – загадка, она или есть в душе, или ее нема. – Терещенко склонился к уху Гриши. – Я ж тебе шо умное говорю, я на бабу твою глянул. Загадка есть!
– Она не моя! – печально сказал Гриша. – И до ресторана ничего не было, и после…
– Она еще погуляет, остепенится, до тебя вернется. Главное что? Видная женщина! И с загадкой!
– Она чужая! – не унимался Гриша.
– Ты стишок ей прочел, шо я учил? – строго спросил Терещенко.
– Забыл, – простонал Гриша.
– Вот телок! А свечи где?
– Где-где… В холодильнике. Я их со страху туда попрятал…
Глаз Терещенко зажегся.
– А портвейн-то цел?