– Вам определенно мое пение не понравилось. – совсем сник Робертино.
– Вы все мне понравилась, – сквозь смех сказала Сашенька и хлебнула воды, – просто я не знаю, как теперь буду жить!
– А зачем пришла? – зло спросил ее Тима.
Все удивленно взглянули на него. Он аж трясся от гнева – сжал губы, ноздри раздувались, казалось, даже волосы встали дыбом.
– Зачем пришла? – повторил он свой вопрос. – Можешь уходить.
Сашенька удивленно вскинула бровь, было заметно, что она растерялась.
– А мне некуда идти, – с вызовом ответила она.
– Тогда терпи и молчи, – жестко, как приказ, сказал Тима.
– Э, – наконец ожил Витя, – ты чего? – он потряс Тиму за рукав. – Она ко мне пришла, понятно? Остальным – терпеть и молчать.
– Да, только пусть знает – если она тут живет, то дежурить будет со всеми наравне, – крикнул из своего угла Тима с обидой.
– Дежурить так дежурить, – согласилась Сашенька. – Что, думаешь, я тряпки в руках никогда не держала?
Она подошла к Тиме и тихо сказала:
– Меня в этой жизни тоже часто обижали. Так что и терпеть я умею!
Тима и Сашенька дежурили – стирали белье. Машинки не было, все приходилось делать вручную.
– А ты чего такой малоразговорчивый? – спросила она.
– Нас, нанайцев, молчать приучили. И работать, между прочим. И вообще, неизвестная, отвечать я тебе не обязан. Ты для нас кот в мешке.
– Тогда уж лучше кошка.
– Вот-вот, приблудная кошка, – уточнил Тима. – Давай помогай вешать.
– Приблудная от слова «блудить», ты на это намекаешь?
– А чего там намекать, и так ясно. И чего ты хочешь, кошка?
– Хочу богатой быть, – честно ответила Саша. – Этого каждая девушка хочет. Богатой и ухоженной.
– Зачем тогда от старика ушла? Что у нас делаешь?
– Это так, временно. Проучить его хочу. Он еще приползет, никуда не денется, вот увидишь!
– И ты обратно пойдешь? – усмехнулся Тима. – Как переходящее красное знамя. На что тебе тогда наш Витька? Он что, игрушка?
– Рыба ищет где глубже, человек где лучше. Слыхал? – съязвила она. – А с Витей я сама разберусь!
– Я как рыба – ищу где вода чистая, – поправил ее Тимур.
– Ну и где же? – спросила Сашенька.
– А на родине у меня, – вздохнул Тимур. – Родина у меня очень красивая. Поднимешься на высокую гору, а под тобой долина, и опять горы, горы, много, и чем дальше, тем голубее.
– А еще что у вас есть?
– Кони у нас есть, сильные и быстрые. На них уехать можно, куда ни трамвай, ни машина не дойдет. Там, где вода и воздух чистые.
– Ну и что! – пожала плечами Саша. – В кране тоже вода чистая.
– В кране не вода, – деловито возразил Тима, – жидкий хлор.
– А что ты сюда приехал, там не остался? – уколола его девушка.
– Учиться хотел, – вздохнул Тима и вдруг его прорвало: – Голодно там, зарплату не платят. Отец пьет с утра до ночи. Выучиться можно только на шофера. Тоска страшная…
Сашенька примирительно вздохнула.
– Теперь мне кажется, мы с одного города…
Это было в первые дни ее житья в общаге. Однажды вечером Витя вдруг сказал:
– Выпить надо. У кого что есть? У меня сотня.
– Не, я не пью, – пробубнил Тима.
– А я буду, – сказала Сашенька и протянула деньги. – Кто побежит?
– Будем тянуть жребий! – велел Витя. – Тяни.
– Длинная, – радостно подпрыгнула Саша.
– И у меня длинная, – хмыкнул Витя. – Тима, тебе бежать.
– Ты просишь? – многозначительно взглянул он на Сашеньку.
Она кивнула. И Тима, собрав деньги, выскочил за дверь…
Они впервые остались вдвоем вечером. Витя потушил свет, оставил только настольную лампу.
– Хочешь, скажу честно, боюсь я тебя. Боюсь, что ты исчезнешь! Что ты просто видение…
– А ничего другого сказать мне не хочешь? – прошептала Саша и тихо добавила: – Поцелуй же меня.
– А можно?
– Нужно!
Она не выдержала и сама притянула его к себе.
Это был их второй поцелуй.
…Тима толкал дверь в их комнату, но она оказалась запертой. Он прислушался: тихая музыка, шепот. Тима все понял, вздохнул. Из соседней двери выглянуло хитрое лицо Робертино.
– Что, без ключа? Так заходи!
– Петь будешь? – хмуро проворчал Тима и, не дождавшись ответа, сказал: – Лучше водку пить.
Устроившись за столом в келье аспиранта, он разлил водку по стаканам:
– За твою музыку. Вообще, за все прекрасное.
– Понимаю, – вздохнул Робертино, слушая шепоты и ахи за стеной…
…Сашенька и Витя сидели в постели обнявшись. За окном брезжил рассвет.
– Ты когда-нибудь любила?
– Нет еще.
Она тихо гладила его волосы, лицо, плечи, а он смотрел на нее и не мог пошевелиться.
– Ты самый красивый, самый умный, ты лучше всех на свете. Я никогда и никого не любила, потому что ждала тебя…
Тима тупо сидел, уставившись на бутылку. Заметив, что Робертино не спит, часто вздыхает, протянул ему стакан:
– Будешь еще?
Певец кивнул, отхлебнул глоток, поморщился.
– Чего ж ты на сцену не пошел? Поешь хорошо. Тебе петь нравится?
– Таланта маловато. Я люблю сцену, а она меня – нет…
– Главное, что ты любишь, – улыбнулся Тима своим мыслям.
– Не знаю, не уверен, – сказал Робертино. – Безответной любви не бывает. Безответная одна нелюбовь. Это я не сам придумал, а только где-то вычитал. Давай за тебя!
– За них! – Тима кивнул на соседнюю стену. – За Витьку и Сашу. Зря я на нее наезжал, наверное…
…– Я в детстве имя придумала – Илона. Мое же смешное – Сашенька. Папа всегда смеялся, когда я называла себя так. Хороший у меня был папа. Книги читал по истории. И меня научил… Всю историю человечества можно выучить по войнам. Все всегда с кем-то воюют, и нет на свете ни гармонии, ни покоя. А ты воин?
– Я – конкистадор, – ответил Витя. – Если ты помнишь историю, были такие авантюристы испанские, давно, в XV–XVI веке, ездили они в Мексику, в Южную Америку, завоевывали новые земли и порабощали местное население. Конкретные мужики со шпагами. Все им нипочем.
– А ты что завоевываешь? – улыбнулась Саша.
– Новое время и новое пространство. Новыми методами. И без шпаг. Они устарели. Я кино хочу снимать. Просто у меня пока нет денег. Но они будут!
– А для тебя я кто, конкистадор? – Сашенька вздохнула.
– Моя добыча. Ты первая женщина, которой я в постели читаю лекции.
– А ты – первый мужчина, которому мне совсем не хочется изменять. Я никогда ни с кем не буду теперь, кроме тебя.
– Знаю, – прошептал Витя.
Они уснули обнявшись, рассвет уже заполнял комнату. На спинке стула висело красивое платье Сашеньки.
Она стояла среди торговок на маленьком импровизированном рыночке у станции метро. В руках у нее было то самое платье, окутанное целофаном.
– Девушка, возьмите платье, оно вам очень подойдет, – предлагала Сашенька прохожим. – Возьмите, очень дешево, я еще уступлю! Приложите к себе, видите, как здорово?
Девушка равнодушно посмотрела на платье:
– Да, красивое, но ведь оно ношеное.
– Ношеное, – согласилась Сашенька, потому что совсем не умела торговать. – Тут даже есть пятнышко маленькое, но его можно свести. Может, купите? Оно мне счастье принесло. Может, и вам принесет.
– Не надо, – отвернулась несостоявшаяся покупательница, – мне платье нужно, а не чужое счастье.
– Извините, – прошептала Сашенька, – простите, пожалуйста.
Соседняя торговка заорала на Сашеньку.
– Ну ты и дура! Кто ж так работает? «Ношеное», «извините»! Не умеешь – дома сиди!
Девушка смутилась, скомкала платье и исчезла в толпе.
Она завернула за угол и столкнулась с той девушкой, что приценялась к ее платью.
– Погодите!