Игорь Козырев
А я не верил в экстрасенсов
1
Планета Земля, наше время.
Пенсионер — это звучит гордо! Тьфу, и кто это такое выдумал. Старость, она и есть старость. Тут болит, там болит, этого нельзя, того не ешь. Ходить нормально и то проблемно, а уж бегать… Про бегать — вообще не стоит говорить. И все это из-за больших нервных и физических нагрузок, ну и ранения дают о себе знать. Мне уже далеко за шестьдесят. Да и вообще мне можно сказать повезло. Многие мои товарищи, давно уже лежат в земле. Кто прямо на поле боя остался, а кто потом умер от ран. Тем не менее, я еще жив и большой радости мне это не доставляет. Одиночество, знаете ли, не способствует хорошему настроению. Зовут меня Кирилл Владимирович Нестеров. Как я уже и сказал, я пенсионер, бывший полковник не буду говорить каких войск и какого управления. На сегодняшний день проживаю в городе Нске. Я до сих пор не выездной и под подпиской о неразглашении. Правда не знаю, что еще на сегодня есть такого, чего не знают разведки Мира. Везде где мы защищали интересы нашей Родины, о нас все равно узнавали. Толи кто-то сливал информацию, толи шпионы ее выуживали, но о большинстве наших операций знают все. Ой, извиняюсь, не все, наш народ, как раз знает очень немного. Наверное, от него и подписка о неразглашении. Но это не важно. Главное, что мне нечего стыдиться. Уничтожали мы натуральную мразь. Подлостей не делали, так что я, действительно, не чувствую за собой, как сейчас говорят, косяков. Воспоминания меня не мучают, только воспоминания об ушедших соратниках бередят душу. Вот сегодня я и собираюсь съездить на наше место на речке, где мы собирались ежегодно в этот день. Так сказать, слет ветеранов. Кто был не в командировке приезжал на это место каждый год. Ели шашлыки, вспоминали друзей и однополчан. Ловили рыбку, варили уху, а шашлычки, запивали… Ну кто что мог себе позволить, так как на следующий день многим на службу необходимо было выходить. Ну а сегодня я, скорее всего буду там один. Трое моих последних оставшихся на этом свете друзей приехать не смогли, один на службе, а двое по состоянию здоровья. Вот такие пироги с котятами…, наверное, уже скоро и мое время подойдет.
Я еще вчера закупился продуктами в универсаме. Мясо на шашлыки не брал, не для кого уже их делать. Так, не много картошечки, зелень, приправы для ухи, бутылку водки и пару бутылей воды и колы. Не много взял нарезки, ветчины и сухой колбасы. Чай сахар и одноразовая посуда у меня и так всегда в машине. Так что набросил лямку рюкзака на плечо, взял удочки и спустился на лифте вниз. Лифт в моем возрасте очень полезная штука, особенно когда работает. Возле парадной, как всегда, на лавочке греет свои косточки Никифоровна. Она на десять лет меня старше. Я помню ее еще молодой девушкой, мне было восемь, а ей восемнадцать. Она всегда относилась ко мне с уважением. Я всегда чувствовал, что относится она ко мне не так, как к остальной детворе. Как-то более уважительно, что ли. Всегда по имени обращалась и разговаривала как со взрослым. Бывало, что встретит меня на улице, вроде как случайно, и скажет: — Ты сегодня в школу иди через переулок, не иди по главной улице. А я всегда к ней прислушивался, был повод. А потом я узнал, что как раз в то время, когда я должен был идти в школу, на дороге по которой я всегда ходил в школу, случилась авария. Троллейбус, уходя от столкновения с легковым автомобилем, выехал на тротуар, оборвал высоковольтные провода, которые упали на тротуар, и врезался в лестницу, по которой люди поднимались в хлебный магазин. Результат — двое раненых и один погибший. Та что я прислушивался к тому, что говорила мне эта девушка, а какая она красивая была. Сейчас же, когда я вышел из подъезда, на меня смотрели все те же глаза, только очень уставшие.
— Доброе утро тебе, Ольга Никифоровна.
— И тебе не хворать, Кириллушка. Что, опять на встречу ветеранов собрался?
— Да, Ольга Никифоровна. А что, что-то чувствуешь?
— Да вот как тебя увидела, так-сердечко-то и кольнуло. Вроде и нет у меня ощущения, что помрешь, но что-то говорит мне, что больше мы не увидимся. Может не поедешь в этот-то раз. Больно не хорошие у меня ощущения.
— Не могу я не поехать, это вроде как своих предать, раз могу еще двигаться, то должен поехать и помянуть ребят.
— Ну поступай как знаешь, Кирюша, ты уже большой мальчик, только вот я с тобой попрощаюсь. — Она встала со скамейки, подошла ко мне обняла меня поцеловала в щеку и перекрестила.
— Наверное настало время… — неожиданно сказала она. — Ты ведь знаешь, что я за тобой всю жизнь приглядывала. Это, наверное, и было главной задачей в моей жизни, и я свою задачу хорошо выполнила. Прощай, Кирилл. Может откажешься?
— Не могу, Оля, не могу. На всякий случай прощай, но думаю еще увидимся сегодня, я без ночевки еду. Вечером назад хочу вернуться.
— Ой, не хорошее у меня чувство, Кирилл. Но, как знаешь, наверное, это судьба. Прощай. — Она сгорбилась, на глаза у нее навернулись слезы, повернувшись ко мне спиной, она, больше не оборачиваясь, направилась в подъезд, идя к себе домой.
Ну, а я понес свою, для меня уже не такую уж и легкую ношу в машину. Машинка у меня хорошая для поездок на природу, охоту и рыбалку, хотя уже далеко не новая Мицубиси «Паджеро». Паркетный вездеход, как его еще называют. Но я в глухое болото и не забираюсь, а по пересеченке, он и так отлично бегает. Так что до своей скалы я добрался без каких-то проблем. Вот оно наше место. Речушка, одно название. Так, ручеек не широкий, метров двенадцать, но глубина в этом месте метра три с половиной — четыре и рыба водиться, не раз брал тут сомиков, лещей, карасей и даже щуку. Напротив, нашего места прямо возле берега из земли торчит высокая скала, наверное, базальтовая, шириной она метров двадцать и высотой, где-то двадцать пять. Такой утес, слегка с наносами земли, в некоторых местах сильно потрескавшийся от времени и, наверное, от природных катаклизмов.
Наших сегодня, как и предполагалось нет, так что я подогнал машину прямо к берегу, открыл дверь багажника, достал удочки, стульчик и собрался ловить рыбку. Если еще сегодня и клева не будет, то после обеда буду собираться домой, только своих помяну. Время пока раннее, солнышко только-только начало пригревать. Удочки я закинул, подцепил звоночки и, расслабившись стал ждать поклевки. Сегодня точно не мой день, за пол часа даже ни разу не было поклевки. Только я хотел подняться и взять из машины газовую горелку и закипятить воду для чая, как почувствовал легкие толчки. Пять — шесть толчков и, вроде все успокоилось, только со скалы земля осыпается. Тихо-то как, тишина как перед бурей. Через минуту послышался какой-то гул и шел он от земли. Толчок. Ого! Это баллов пять— шесть. Еще толчок, и я замечаю, как на противоположном берегу, со скалы начинает сыпаться грунт, который там собрался за те века, что тут стоит эта скала. Еще толчок, только уже более сильный, меня чуть со стульчика не сбросило. Со скалы пополз целый пласт грунта. А это еще что такое? Что-то блеснуло в этом пласте земли.
— Вот те раз! — Только и успел я подумать. В том блеснувшим предмете, я узнал, слегка поржавевшую, но все еще целую, не взорвавшуюся мину от немецкого шестиствольного миномета. В моем мозгу мгновенно проскользнуло предупреждение Никифоровны. Я постарался повернуться к скале спиной и упасть на землю, и в этот момент услышал взрыв и, одновременно, меня пронзила острая боль, а дальше темнота.
Неизвестно где и когда…
Я очнулся и увидел, как поднимается какая-то прозрачная крышка. Не понял, это где же я нахожусь. Последние секунды перед потерей сознания я помнил хорошо. Землетрясение, скала, мина… мина… Хм, наверное, это больница, реанимация. Хотя нет, у нас таких потолков нет. Свет в помещении шел из потолка, только светильников я не увидел. Свет исходил из самих панелей потолка. Странно, может это какая-то новая больница, хотя не помню я, чтобы где-то не далеко строилась такая. Да и нахожусь я в какой-то странной посудине, не то саркофаг, не то капсула какая-то.
— Добрый день, Кирилл Владимирович. — Раздался странный голос, отдающий металлом и идущий прямо из стен или потолка. Не понятно, но вроде как, ото всюду.