А уж как она любила их всех! Ей было с ними всегда так тепло и уютно. Гораздо теплее и уютнее, чем в родительском доме. И она мечтала, что после свадьбы жить они будут у родителей мужа. Но не сложилось. Светлана вышла замуж чуть раньше, и вскоре уже ждала первого ребёнка, а через полтора года забеременела второй раз. Муж её жил с ними. И получилось, что в небольшой трёхкомнатной квартире ютились родители, Света с семьёй, Вера и Серёжа. Приводить ещё одного человека было некуда. Денег на то, чтобы снимать жильё, у них, нищих студентов, не было. Вот и пришлось проситься к её родителям. И это стало фатальной ошибкой.
Мама и отец были людьми неплохими, но на удивление сухими и неэмоциональными. Во всяком случае, по отношению к дочери. Друг друга-то они любили нежно и крепко. Только вот Оле в их сердцах места уже не осталось. Она никогда в жизни не слышала ни от кого из них слов «я тебя люблю, доченька», или «ты у нас такая красавица», или хотя бы «Оленька». А уж свалившемуся на их головы зятю они тем более не обрадовались. Мало того что рано: двадцатилетние жених и невеста казались им неприлично молодыми. Так ещё и крайне, на их взгляд, неудачно: Сергей был из многодетной семьи и никаких надежд на его финансовое благополучие Людмила Ивановна не возлагала. Так что брак дочери стал для них неприятным сюрпризом.
Серёжка же к тестю и тёще относился хорошо, старался им по возможности помогать, не отказывался вскопать огород в деревне или поменять чехол шруса в машине тестя. И иногда Ольге казалось, что им с родителями всё-таки удастся наладить нормальные человеческие отношения.
Но мама её стояла насмерть. Зятя она не любила и, что важнее, любить не хотела. А уж папа и вовсе всегда и во всём с ней соглашался. То ли от большой любви, то ли от бесхарактерности. И началась в их доме тихая война. Нет, никто в лицо друг другу гадостей не говорил и не делал. Но любой поступок Сергея, любой его самый незначительный шаг комментировался в одном ключе. Обычно его очередное отсутствие ласковая тёща, вскоре после их свадьбы сменившая тактику и занявшая небанальную позицию, оправдывала:
– Оля, а что ты хочешь? Конечно, он будет гулять налево. Интересный неглупый парень, образованный и эрудированный. Разве ему может быть интересно с тобой?
– А что со мной не так? – убитым голосом интересовалась Ольга, в которой нежные родители успешно взрастили с десяток цвеущих буйным цветом комплексов.
– С тобой всё так, – сокрушённо и с явным сомнением в голосе вздыхала мама, – просто ты совершенно не его человек. Ну, посуди сама. Он спит с окнами нараспашку – ты мёрзнешь всегда и даже летом трясёшься под пуховым одеялом, которое тебе подарила бабушка. Он любит поесть – ты не умеешь готовить, и у тебя вечно отсутствует аппетит. Он строит наполеоновские планы на будущее, а ты ни о чём не думаешь, живёшь сегодняшним днём…
– Ты ещё кое-что забыла, мама, – не выдержала однажды этого длиннющего списка несоответствий Ольга.
Людмила Ивановна удивлённо вскинула красивые брови и осеклась:
– Что именно?
– Что он мужчина, а я женщина. Если следовать твоей логике, уже хотя бы по этой причине мы не подходим друг другу и подходить никогда не будем.
Но, как известно, вода камень точит. И постепенно Ольге стало казаться, что доля истины в словах матери есть. Она, вместо того чтобы жить их с Серёжей любовью, стала приглядываться и прислушиваться к себе, к нему. Малейшее несовпадение во взглядах, самая незначительная ссора казались ей началом конца их отношений. Что уж тогда говорить о серьёзных разногласиях?
Как и всякий недолюбленный родителями ребёнок, она остро нуждалась в постоянном одобрении, поддержке, признаниях в любви. И Ясень, пока был рядом, умудрялся всё это ей давать. Но он слишком часто уходил и уезжал. И сами отлучки эти воспринимались Ольгой как доказательство его равнодушия. А это было то, чего она больше всего боялась в этой жизни.
Так боялась, что стала убийцей. В тот сентябрьский день в палате на десятерых, с трудом приходя в себя после наркоза, она открыла глаза и увидела Серёжку. Он тихо плакал, сжимая в огромных своих ладонях её полупрозрачные кисть и запястье.
Ольга ни раньше, ни после не видела, как плачут мужчины. И слёзы эти напугали и потрясли её. Впервые ей в голову пришла мысль о том, что она сделала что-то такое, что уже никогда не сможет поправить, изменить. С трудом сглотнув, она замерла в ужасе от осознания содеянного. Уловив её чуть заметное движение, Серёжа выпрямился, глядя на неё такими глазами… Такими… Даже по прошествии девяти лет Ольга вздрагивала, вспомнив тот день, когда её муж посмотрел на неё глазами отца, у которого убили ребёнка. И убила она. Тогда он еле слышно прошептал: