- Потому что он назвал меня "русской дурой" и "русской тварью". Со своим прибалтийским акцентом.
- Юлия Владиславовна, - вкрадчиво обратился ко мне толстяк, - так, может, вы лучше про Прибалтику что-нибудь разгромное наваяете? И по личным впечатлениям, и мы материальчику подкинем, а, Павел Степанович?
Редька тут же закивал.
- Только у нас будет одно условие: не надо про эту гостиницу писать. Согласитесь?
- Вначале надо на вашу фактуру взглянуть, - ответила я. Иногда стоит заключить сделку, отказавшись от меньшего, чтобы получить большее. Ведь я же еще сегодня днем про эту гостиницу слыхом ни слыхивала. А про Прибалтику... Нет, я не хочу писать ничего разгромного про Прибалтику. Про Москву - всегда пожалуйста, но этот идиот, с которым мне сегодня пришлось столкнуться, - скорее исключение из общего правила. Эстонские мужчины, с которыми я сталкивалась раньше, совсем другие.
Всех их отличала внешняя презентабельность: они обычно хорошо одеты, "костюмчик .сидит" (а во внешности сегодняшнего знакомца чувствовалась некоторая русская расхлябанность), аккуратно причесаны (а у этого волосы были взъерошены), чисто вымыты и хорошо пахнут (а от этого дико разило луком). Может, сегодняшний образчик - финн, знающий русский язык? А мне просто акцент показался прибалтийским? Ведь эстонский и финский языки родственные? Я не могу представить, чтобы кто-то из знакомых эстонцев величал женщину "русской дурой" и "русской тварью". Да и бегающими вслед за незнакомой женщиной по лестнице - тоже. Они бы спокойно проследовали в свой номер, там после некоторого периода размышлений протянули руку к телефону (или не протянули) и вызвали бы к себе девочку (или просто легли спать).
- Меня бы заинтересовали металл и оружие, - сказала я вслух Редьке и Александру Ивановичу.
- Хорошо, - кивнул толстяк с самым серьезным видом. - Без проблем. Кстати, могу еще подсказать, где материал брать.
Я была вся внимание. Мне посоветовали попытаться взять интервью у одного подследственного, в настоящий момент содержащегося в "Крестах". Назвали имя, фамилию, отчество и другие данные. Он как раз торговал оружием с прибалтами.
- Вы, как я понимаю, в состоянии договориться о таком интервью? посмотрел на меня толстяк.
- Попробую. Хотя мороки много - если подследственный или подсудимый. С осужденным было бы попроще. А никого из свободных граждан предложить не можете?
- Юлия Владиславовна, не сомневаюсь, у вас все получится, - расплылся в сальной улыбке Редька. - Вы же такая юркая, уж куда только не залезали...
- К сожалению, получается далеко не все, - вздохнула я.
- Это вы зятька моего, что ли, имеете в виду? Да зачем он вам? Дерьмо, я скажу, он порядочное. Правда, от такого проходимца есть польза - для фирмы. Ну, конечно, если держать его в узде.
Александр Иванович тут же поинтересовался у приятеля моими отношениями с его зятем.
Я заметила, что он бы прямо у меня мог спросить. Толстяк с ухмылочкой заметил, что ему это как-то неудобно. "Штаны через голову надевать неудобно", - ответила я. Редька же махнул рукой и сообщил:
- У Юлии Владиславовны была любовь с моим зятьком. Потом моя дура в него влюбилась и захотела замуж. Ну я их и женил.
- Павел Степанович, - тут же влезла я, - если вы считаете Серегу таким дерьмом, то зачем подсунули его своей дочери? Мне, конечно, льстит ваше беспокойство обо мне, но неужели вы о благополучии единственной дочери беспокоитесь меньше?
- Юля, - Редька забарабанил пальцами по столу, - понимаешь... Ты многого не знаешь.
И поверь: в эти дебри тебе лучше не лезть. Просто считай, что тебе в жизни повезло.
- Но если Юленька хочет замуж за твоего зятя... - подал голос Александр Иванович.
- Не хочет, - сказала я. - Юленька вообще туда не хочет.
- Мысль очень разумная, - кивнул Редька, потом стал серьезным и спросил:
- Ты чего, Серегу до сих пор любишь?
- Нет, - ответила я. Еще не хватало мне тут душу раскрывать перед этими двумя и объяснять все мои чувства. - И назад его не приму.
- А я думал: примешь, - заявил Редька и поведал Александру Ивановичу о том, как Серега закидывал меня письмами по электронной почте (о чем тесть, оказывается, прекрасно знал), как обрывал мне провод и всячески меня домогался. - Молодец, Юля. Вот поэтому я сейчас с тобой и разговариваю. Кстати, ты сегодня ночевать-то где собираешься? Мы тебя, извини, к себе пригласить не можем. Ну...
И Креницкий кивнул на дверь, за которой скрылись девушки.
- Юленька, вы, надеюсь, не станете писать не только о гостинице, но и о нас с Павлом Степановичем? - проворковал толстяк.
- Ну писать об одном и том же можно по-разному, - заметила я. Например, рассказать читателям о привитом вам с Павлом Степановичем духе коллективизма - в советские времена, начиная со школьной скамьи, том, который в новые времена трансформировался и привел вас к групповухе.
Мужчины посмеялись вместе со мной, а потом опять уточнили, где я намерена ночевать.
Я задумалась на мгновение и решила: останусь в гостинице до утра. Идти мне сейчас все равно некуда, номер Серегой оплачен, ключ у меня, если администраторша не пустит, обращусь за помощью к Редьке и Александру Ивановичу. А завтра с утречка выясню, кто из них когда собирается возвращаться в Питер. Может, и довезут. А нет - поеду на электричке. Я не хрустальная и не депутат.
Потом Александр Иванович вдруг спросил, почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь.
- Я всегда хотела стать журналисткой, - пожала плечами я. - Сколько себя помню.
- Но почему этим - трупы, кровь, тюрьмы, задержания? Юля, я ведь почти все твои статьи читал, с удовольствием читал. Я тебя по телевизору смотрю. Тебя и Димона Петроградского. Ты, как бы это сказать.., пишешь о вопросах, актуальных для меня.., ну.., с профессиональной точки зрения, - толстяк усмехнулся. - Димон развлекает сплетнями о звездах, с которыми я лично знаком. Но тебя что побудило?
- Я хотела стать известной, хотела, чтобы меня печатали. А на криминал самый большой спрос - в нашей стране, в наше время. Можно, конечно, о вкусной и здоровой пище писать, о теплицах и грядках, но какая там известность?
Кто будет ждать твоих статей? И их ведь, скорее всего, пришлось бы подавать как "Советы Марии Ивановны", а не подписывать своей фамилией. И не интересуют меня грядки. Но главное: читатель ждет сенсацию, причем с изюминкой.
И мне интересно их выискивать. Можно, конечно, было податься в эротику, тоже хорошо продается. Но это не для меня.
- А что тебе интересно? Лично тебе.
Я задумалась на мгновение.
- Да вот это, пожалуй, и интересно. Ну не на труп смотреть, конечно, а проводить журналистские расследования. Затягивает похуже наркотика. И нравится быть известной. Где еще я могла этого добиться? Петь я не умею, хотя для того, чтобы пробиться на нашей эстраде, это и не обязательное условие, но тем не менее...
И там нужно вложить много денег. Тут не надо.
Много работать, быть очень настойчивой с издателями, чуть-чуть удачи... И вот меня не только печатают, но еще и моя физиономия в "ящике".
На улице узнают, письма пишут. Приятно.
Александр Иванович медленно кивнул.
- А теперь вы мне на вопросик ответите? - хитро посмотрела я на него.
- Смотря на какой.
- Что за "перстни" были у вас на пальцах?
Он чуть заметно дернулся, потом посмотрел на зажившие шрамы, крякнул, глянул на меня и заявил, что сейчас нарисует. Взял салфетку, я любезно протянула ему ручку.
- Один нарисую, - сказал, уже коснувшись пером салфетки. И нарисовал. - Знаешь, что означает? - спросил.
"Перстень" имел значение "сидел в тюрьме Кресты"";
- Можно спросить, что вам больше всего запомнилось из той отсидки?
Я всегда задаю этот вопрос и каких только ответов не слышала... Александру Ивановичу больше всего запомнился Бим.
- Кто это?
Бим был крупным черным тараканом, регулярно наведывавшимся в камеру. Если в тюрьме есть тараканы, бороться с ними бесполезно, а вот с клопами, хотя и временно, справляются: поливают кипятком или выжигают.