- Объясните теперь, пожалуйста, нашим телезрителям, что такое малява? - проворковала я, готовая к тому, что меня сейчас пошлют подальше.
Не послали.
- Ну.., это документ, - родил лопоухий Виталя после некоторого напряжения извилин - или что там у него между ушами, скрытое черепом.
- Более важный, чем всякие бумаги с круглыми печатями и подписями официальных лиц, - совершенно серьезно добавил Дима-Кактус.
- Силу большую имеет, - опять открыл рот Виталя. - Для тех, кто там, Лопоухий кивнул на другой берег Невы.
Я поблагодарила Виталю с Димой от имени телезрителей и от себя лично, и мы, довольные друг другом, расстались. Малява осталась у меня.
Джип отъехал, я велела Пашке выключать видеокамеру и двигать в машину, где вручила ему термос. Оператор вылакал половину, потом поднял на меня глаза. Пашка, судя по их выражению, начинал немного соображать. До этого работал на автопилоте.
- Ты в самом деле хочешь это в эфир дать?
Или это ты для себя выясняла?
- Ив эфир, и для себя, - ответила я.
Вечером, дома, я приготовила еще одну маляву. От себя лично. Тому, ради которого я занялась тюремной тематикой.
- Что это ты вдруг стала снимать сюжеты про "Кресты"? - спрашивали одни знакомые.
- Что это ты вдруг стала писать про тяжелое положение заключенных? интересовались другие.
- Что это ты вдруг повадилась брать интервью у тех, кто успел побывать "за забором"?
Просто в "Крестах" (вдруг?) оказался человек, которого я любила.
Люблю.
Поняла, что люблю, когда он оказался там.
И что мне никто не нужен, кроме него. До этого я боролась с собой. Вернее, во мне боролись женская гордость и любовь. Раньше гордость побеждала. Но когда он попал в "Кресты", победила любовь. Я поняла: это мой шанс заполучить его обратно и "сохранить лицо". И что я использую все свои журналистские связи и контакты, установленные за годы работы криминальным обозревателем, чтобы его оттуда вытащить. И установлю новые, найду каналы.
Любой канал. Ментовский, гуиновский <ГУИН - Главное управление исполнения наказаний Минюста России>, воровской...
***
Телевизор, стоявший в камере, казалось, работал двадцать четыре часа в сутки. Вначале он дико раздражал Сергея, как, впрочем, и многое другое. Потом Сергей привык и перестал реагировать на звук. И на запахи. Человек привыкает ко всему. Да и это была возможность регулярно видеть Юльку... У кого еще из сокамерников была такая возможность? В смысле видеть свою биксу. Хотя Юльку все знали (заочно, конечно), а уж когда она занялась тюремной тематикой, стали смотреть регулярно. С таким же интересом, как смотрели наиболее популярные в тюрьме аэробику и художественную гимнастику... Юлька, правда, никогда не появлялась полуодетой. Хотя, наверное, многие представляли, какая она... И только Сергей знал... И только он один знал - вернее, догадывался, - почему она вдруг начала делать репортажи о тюрьмах и зонах, а не просто о криминале. Раньше-то она ведь только с мест преступлений вещала и описывала их в своих статьях. А тут такое забабахала в своих "Невских новостях"... Боже, какой же он был дурак... Почему он женился на этой козе Алке?! Зачем она была ему нужна?! Уже на развод подала, коза.
А уж про "дачки" и свиданки даже говорить не приходится. А Юлька, судя по всему, вполне может тут появиться в самое ближайшее время.
Сергей посмотрел на часы - наручные часы не из драгметаллов можно было иметь. Как хорошо, что он в свое время не купил золотой "Ролекс". А ведь хотел, идиот.
Сергей придвинулся к телевизору. С камерой, можно сказать, повезло - в этом плане. А то ведь телевизоров только 172 на 855 камер <Данные на 28 марта 2002 года.>. Большинство не имеет возможности ничего по ним смотреть. Так что пусть уж лучше раздражает сутки напролет...
К телевизору уже подтягивались многие из тех, кто не смотрел другие передачи. Через несколько минут должна была начаться криминальная хроника. И в кадре появится Юлька.
Юлька стояла на набережной Робеспьера и вещала о "Крестах", маячивших на заднем плане.
Между Юлькой и "Крестами" несла свои воды Нева, освещаемая ярким солнцем... А ведь когда сегодня днем Сергей смотрел на тот берег, ему показалось, что он видел там ее... Юльку... Только солнце слепило глаза, и он не был уверен. Или просто почувствовал, что она там?
- Э, так это же Лопоухий с Кактусом из сухоруковских. Ну пацаны дают! - воскликнул кто-то из сокамерников. к "Это Юлька дает, - подумал Сергей, а не пацаны. Значит, ждать маляву? Юлька что-то придумала?"
Он уже давно понял, что рассчитывать ему больше не на кого.
***
В огромном кожаном кресле в позе отдыхающего тюленя развалился мужчина лет пятидесяти пяти на вид. Весь его облик излучал силу и власть. Рубашка на волосатой груди была расстегнута, и под ней были видны синие купола. Количество куполов - количество судимостей. На нескольких пальцах и на правой кисти остались шрамы от сведенных татуировок.
По обеим сторонам от властного мужчины сидели молодые парни. И одному, и другому было лет по тридцать. Все трое смотрели криминальную хронику. Когда передача закончилась, старший щелкнул "лентяйкой" и посмотрел вначале на одного парня, потом на второго.
- Ну что, звезды экрана? - процедил. - На хрена засветились? Мусорне захотели о себе напомнить? Чтобы они о вас не забывали? Вам этот головняк нужен? Или гуси улетели <Гуси улетели - потерял рассудок (блат.).>, когда эту биксу увидели?
- Это все она, - промычал Лопоухий. - Гадом буду, она...
- Она нас... - Кактус задумался, подбирая нужное слово, - приворожила!
- Да, Иван Захарович, - тут же поддакнул Лопоухий, - она как начала сладким голосом...
- Не гони пургу!
- Мы с Кактусом как заговоренные... Гадом буду! Даже не в курсах, как так могло получиться...
- Зато я в курсах! - рявкнул старший, но тут же успокоился и произнес в задумчивости:
- Без этой стервы, думаю, не обошлось. Серега один бы не потянул. Все беды в этой жизни от баб...
- Да, Иван Захарович, - тут же поддакнул Лопоухий. - Все зло от них.
- И о чем думал Господь, когда создавал Юлию Смирнову? - произнес Кактус.
- Да Господа там и близко не было! - расхохотался тот, кого именовали Иваном Захаровичем. - Отвернулся Господь, и тут же за дело взялся дьявол.
- И она свалилась на наши головы, - сказал Лопоухий.
- Что прикажете, Иван Захарович? - спросил Кактус.
Старший задумался. Думал долго, потом хитро усмехнулся и заявил:
- В отношении Смирновой пока ничего не предпринимать. Работать только с Татариновым. И остальными участниками комедии. Драмы.
И посмотрим, как Юленька выкручиваться будет.
И что предпримет. Интересно, что этой биксе может прийти в голову.
- Этого не знает никто, - вздохнул Кактус. - Ну если только дьявол...
- Поразвлечься желаете? - подобострастно спросил Лопоухий.
- Да, что-то я заскучал в последнее время...
Глава 1
Мы с Сергеем возвращались из Финляндии.
Он был там по делам фирмы, я - по своим журналистским. В свое время мы и познакомились в этой стране, когда я отправилась за очередной "сенсацией": делала репортаж о финских свалках, вернее, наших гражданах, забирающих оттуда выкинутый северными соседями товар (для них уже - хлам), а потом толкающих его в Питере. Сергей как раз и оказался одним из таких товарищей.
Он начинал как волк-одиночка. Вначале возил спиртное и сигареты вместе с толпами питерских "челноков", которые набивали чартерные автобусы и плевали на норму тех лет: литр водки, пятнадцать литров пива, блок сигарет.
Серега рассказывал, как мучимые жаждой финны встречали эти автобусы на автобусном вокзале, где те высаживали пассажиров, чтобы забрать через несколько часов и везти назад в Питер.
Поскольку "челноки" всегда брали товара больше нормы, установленной финскими властями, то каждый раз по приближении к границе гадали: какая сегодня смена на финской таможне?