Слова хозяйки пробудили в душе Надежды тревогу. Итак она чувствовала себя здесь не очень спокойно, а как представила, что кто-то сейчас роется в ее вещах, собирается вынести последнее, сердце прям так и защемило.
- Да как же это, да что же это делается?! Куда власти смотрят?
- Какие?- иронично поинтересовалась Анна Сергеевна.- Похоже, сегодня на нашей улице чечены власть. Ты хоть одного милицанэра на улице видела? То-то же. Да и мэр наш, черт косоглазый, укатил, надысь, в заграницу. Вчерась по местному каналу новость эту рассказали. Тут чечены толпами ходят, толпами народ гонят, а он по заграницам поехал. Молодец!
И, чем больше женщины обсуждали увиденное, тем больше распалялась Надежда на то, чтобы пойти домой. Хозяйка ее отговаривала, видели же обе, что на улице еще стреляют. В результате было найдено оптимальное решение. Надежда, коль так у нее свербит в одном месте, домой пойдет, но одна и без детей, и на время. Посмотрит там, что да как там, приберет самое ценное, чтобы в глаза не бросалось, Хотя, чего там ценного-то - потертые два ковра, купленные еще при социализме, да старенький черно-белый телевизор такого же пенсионного возраста. Что можно, она возьмет с собой сюда - это документы на квартиру, сберкнижка аж с двумя накопленными пенсиями, да золотые цацки: обручальные кольца - ее и умершего мужа, да единственная цепочка, купленная еще на сорокалетний юбилей. А главное, уж если пойдет, то пусть захватит из дома продуктов на обед. Надо же что-то есть будет, дети вот скоро проснутся, а у хозяйки запасы ёк, и в магазин сейчас не сходишь.
Собравшись, Надежда постояла несколько мгновений в прихожей, потом перекрестилась и вышла в подъезд.
Вернулась она минут через двадцать с какими-то сумками. В одной были продукты, в другой завернутые в платки и ткани вещи, какие-то документы и безделушки, какие она посчитала нужным сберечь и сохранить.
Дети все так же спали на широкой панцирной кровати Анны Сергеевны, сама же хозяйка, встретив подругу, взяла табуретку, оказавшуюся вдруг в комнате, и понесла ее на место - на кухню.
На этом табурете все время, пока Лыткина ходила домой, Анна Сергеевна сидела перед иконой, висящей в углу, и молилась. Вообще-то, перед иконами стоят либо на ногах, либо на коленях, но у Анны Сергеевны на этот счет с Богом был давний договор. Ведь Господь знал, как давно у нее болят натруженные ноги, и она не может ни долго ходить, ни долго стоять на ногах, а тем более, на коленях. Бог знает про все ее болезни, и он никогда не возражал против того, чтобы она молилась, сидя на скамеечке...
С продуктами женщины перешли на кухню и, вполголоса разговаривая, принялись решать, что готовить на обед.
5
Ближе к полудню проснулись ребятишки. Сначала девочка. Она открыла глазки, но вставать не стала, а придирчиво занялась изучением орнамента ковра висевшего у кровати на стене. Сперва она взглядом следила за изгибами переплетающихся разноцветных линий узора, но, когда взгляд несколько раз заблудился в витиевато изгибающихся дорожках лабиринта, она послала ему на помощь пальчик, который, если им водить по ворсистому ковру, вполне сносно справлялся с поисками дороги и не забывал, откуда ей надо продолжать путь. Затем проснулся мальчишка. Он некоторое время смотрел на то, чем занята его сестра, но тайный смысл ее игры был ему не понятен, и он заскучал. Отвернувшись от стены, он занялся самым необходимым на данный момент- ковырянием в носу. В комнате пахло едой, но как-то непривычно, не так, как дома в Бирюзяке у мамки, и не так, как у бабушки здесь, в кизлярской квартире. Сразу чувствовалось, что находишься в гостях. С кухни также доносились какие-то шумы и шорохи, там явно кто-то был. Наверняка бабушка и строгая баба Аня. Пацаненок, подумав еще мгновение, разгреб обложенные вокруг них подушки и спустился с кровати.
- Ну что, проснулся, красавец?- встретила его баба Аня,- пойди, умойся в ванной, а потом приходи сюда, скоро обедать будем. Сестра-то встала?
Мальчик молча кивнул головой в ответ, а про себя отметил, что она непривычно добра.
Через минуту Николка явился на кухню с таким же сонно-помятым лицом, что и в первый раз. Заметив это, баба Аня была с ним строже и не без иронии спросила, дескать, не кончилась ли в ванной вода, коли он пришел таким же, как уходил. На что мальчик ей ответил, что он не знает, там темно, ему боязно туда заходить, а до выключателя он не достает.
Пришлось его проводить и включить ему свет.
Обедать сели в комнате, там как-то казалось побезопасней, чем в кухне- от окна подальше, штора толще, чем кухонная занавеска, да и балкон можно было рассматривать как некое препятствие.
Ели почти все время молча, только когда насытившись, мальчонка начал играться с ложкой и приставать к сестре, на него прикрикнули.
Радио наконец-то разродилось нужными новостями. Московский диктор наконец-то начал выпуск с сообщения из их маленького города. Он сказал, что сегодня ранним утром чеченскими бандформированиями был совершен налет на войсковые подразделения в дагестанском городе Кизляре. Федеральные войска отбили это нападение, после чего группы разбитых чеченцев отступили в ранее захваченную кизлярскую районную больницу, где и укрываются, удерживая в качестве заложников больных и персонал медицинского учреждения.
- Так вот куда они народ гнали, в больницу-то нашу,- запричитала Лыткина.
- Это ж надо, рядом-то как,- вздохнула Анна Сергеевна.
Здание кизлярской больницы действительно было рядом с домом пенсионерок. Одна автобусная остановка отделяла их от беды.
Детям опять велели лезть на кровать и сидеть там тихо, а женщины, собрав посуду, пошли на кухню ее мыть. Убирая продукты в мерно гудящий холодильник, Анна Сергеевна заметила бутылку "Кагора", купленную ею в местной церкви еще на Новый год, да так и не вскрытую даже на православное Рождество. На Новый Год она уезжала к дочерям в Крайновку, а в Рождество как-то и не хотелось, с утра не можилось как-то.