– Так и есть. Вернее, было…
– Но?..
Нас прерывает громкое шипение.
– Черт, мясо! – Рори бросается к плите.
Я усаживаюсь за кухонный стол. В прошлом месяце Рори исполнилось тридцать пять, однако никаких признаков старения нет: мужественный овал лица, ни грамма лишнего жира на талии. Он по-прежнему выглядит как мальчишка.
Рори добавляет в блюдо свой легендарный домашний соус, рецепт которого получил от матери. Детство он провел в сельской местности, в графстве Корк. По его словам, он был худеньким и немного не от мира сего мальчиком, который предпочитал готовить вместе с мамой, а не лазить по деревьям, как его братья. Зато Ифа – единственная девочка в семье – все делала как мальчишка. Поэтому из всех детей Ровены только Рори перенял от матери кулинарное мастерство.
– Итак, – возвращается к разговору Рори, как только блюдо спасено, – что случилось сегодня? Я думал, тебе нравится работать на Теда.
– Сегодня мне пришлось поехать в Тилби. Чтобы встретиться с матерью женщины, убившей двух человек.
– Да, об этой истории говорят в новостях… Шокирующее событие, особенно для Тилби.
– Оказывается, я училась в одной школе с убийцей.
– Неужели? – Рори потрясенно смотрит на меня.
– В течение двух или трех лет она была моей лучшей подругой.
Никакими словами не передать, чем в свое время была для меня Хизер. Такого сильного чувства, как наша дружба, у меня ни с кем не было. Даже с Рори. Тогда я не понимала, насколько это редкое явление, и воспринимала все как должное. Разве могла я знать, что у меня ни с кем не будет такой душевной близости? Я несколько раз рассказывала Рори про Хизер, но только мимоходом и в связи с какими-то воспоминаниями о школе. Например, о том, как нас однажды отстранили от занятий за то, что мы случайно затопили туалет для девочек. Или о том, как нас выгнали с урока химии за громкий смех. Скромная и воспитанная Хизер обладала таким острым чувством юмора, что часто заставляла меня смеяться в самые неподходящие моменты. Но ни одна из этих историй не могла передать истинной глубины чувств, которые я испытывала тогда. Был момент, когда она значила для меня все…
Меня охватывает щемящее чувство жалости к той школьнице, трогательной и маленькой. Что случилось? Что пошло не так?
Хотя кое-что я все-таки знаю. Мы обе сильно изменились после того, что произошло в 1994 году…
– Вот это да! – восклицает Рори. – А тебе можно обо всем этом писать, учитывая, что она в коме?
Я киваю.
– Дело возбудят только после того, как ей предъявят обвинение. А этого нельзя сделать, пока она не придет в сознание.
Рори проводит рукой по волосам.
– Какой она была в школе? Может, у нее была склонность к насилию? Знаешь, некоторые дети отрывают ножки у насекомых…
– Конечно нет! Хизер никогда не причинила бы вреда животному или насекомому, – восклицаю я уверенно. И сама сознаю, что это неправда.
Нам было по двенадцать, когда мы впервые встретились. Мои мама с папой только развелись, и мы переехали из огромного дома в Бристоле в маленький коттедж в Тилби, где я пошла в местную школу. Поначалу мы почти не общались с Хизер. Меня взяла под свое крыло Джина – крупная девочка с короткой стрижкой и пирсингом во всех местах. Меня сразу приняли в ее компанию, потому что я умела становиться «своей».
Я заметила Хизер на уроке рисования, когда учительница посадила нас вместе. Она почти не разговаривала со мной, просто сидела рядом и сосредоточенно рисовала заданный натюрморт; ее длинные темные волосы струились по плечам и падали на парту. Я же, как завороженная, следила за тем, как ее рука скользила по бумаге, заштриховывая яблоки с удивительной точностью и мастерством. Уже тогда я поняла, что у нее талант.
– Вау, как здорово! – воскликнула я, когда мы закончили. Мои яблоки были похожи на две кляксы на тарелке, а ее – как настоящие.
– Спасибо, – сказала она, улыбаясь и чуть-чуть покраснев.
Когда Хизер повернулась, чтобы посмотреть на меня, я поразилась тому, какая она красивая. У нее были светло-карие с зелеными искорками глаза и безупречная кожа – в отличие от моей, украшенной прыщами. Одетая, как и я, в уродливую зеленую форму, она умудрялась выглядеть элегантно. В ней чувствовалось что-то особенное. Она была тихой, однако не казалась застенчивой, скорее наоборот, уверенной в себе. И не нуждалась ни в чьем одобрении.
С тех пор на уроках рисования я всегда старалась сесть с ней рядом. И хотя Хизер по-прежнему мало разговаривала, она часто делилась со мной наушниками, чтобы я могла послушать ее плеер (рисование было единственным уроком, на котором нам разрешали это делать). Хизер любила группу «Кьюэ», и я хотя мало что понимала в их музыке, вскоре стала с нетерпением ждать наших уроков.