Вопреки своим прежним намерениям, Марго открывает дверь и смотрит на Джессику. Ей показалось или девушка по-настоящему взволнована? Через долю секунды выражение ее лица меняется на привычное – решительное и уверенное в себе. Марго замечает, что на Джессике все та же безобразная дубленка.
– Марго, – говорит она скороговоркой. – Я сказала другим репортерам, что вы согласились говорить только со мной. – Она жестом останавливает Марго, когда та хочет возразить. – Я знаю, что это ложь, но если они поверят, то разъедутся. Какой смысл будет дальше сидеть в засаде? Так что, прошу вас, впустите меня.
Марго смотрит на Джессику, потом, через ее плечо, – на других журналистов, оккупировавших подъездную дорожку. Сбившиеся в плотную группу, они напоминают стаю биглей перед охотой.
Марго молча отходит в сторону и впускает девушку в дом.
– Посмотрим, получится ли.
– Получится, – уверенно отвечает журналистка.
Она замирает на пороге кухни, которая ничуть не изменилась за восемнадцать лет. Оглядывает помещение, останавливая свой взгляд на фотографии Флоры и Хизер в подростковом возрасте.
– Садись, – командует Марго. Слышит, как скрипнул стул, однако продолжает спокойно готовить чай.
Она не знает, сработал ли план Джессики, потому что кухня окнами выходит на сад и поля за ним. Вдали виднеется бук, посаженный в память о Флоре, – за эти годы он превратился в прекрасное дерево. Рядом пасется черный жеребец, которого зовут Орион, и маленький пони Лаки. О, как же Хизер любит этого маленького серого коняшку, хотя и переросла его много лет назад!
Марго судорожно сглатывает комок, подступивший к горлу при воспоминании о дочери, беспомощно лежащей сейчас на больничной койке.
– Мне очень жаль Хизер, – тихо произносит Джессика. – Постоянно о ней думаю.
При этих словах плечи Марго напрягаются: тянет сказать в ответ что-нибудь язвительное, но не хватает сил. Она горбится и спрашивает:
– Хочешь чаю?
Джессика кивает:
– Спасибо, было бы здорово. – Она с тоской смотрит в окно. – Я сожалею о том, что наша дружба с Хизер закончилась.
– Ты бросила ее, когда она больше всего в тебе нуждалась. – При этих словах Марго чувствует, как у нее начинает гореть лицо, – видимо, дают о себе знать злость и отчаяние, которые она пыталась скрыть. Ставит чашку перед Джессикой. Ставит резко, чай переливается через край. Марго не считает нужным извиняться.
Девушка опускает глаза, делая вид, что поправляет чашку.
– Я очень сожалею. Это был тяжелый урок. У меня с тех пор так и не появилось… – сдавленно произносит она, – другой подруги.
Марго не удивлена.
Она берет свою чашку, садится напротив и рассматривает Джессику. Девушка выглядит изможденной: под глазами темные круги, лицо осунулось. Марго делает глоток чая, а затем спрашивает о Симоне – матери Джессики. В ответ лицо девушки каменеет. Неужели Симона умерла, а Марго об этом не знала?
– Мама снова вышла замуж и переехала в Испанию десять лет назад. Я вижу ее не чаще одного-двух раз в год.
Марго не может себе такого представить. После смерти Флоры она старается видеться с Хизер как можно чаще, да это и несложно, ведь они живут рядышком. Когда Хизер и Адам поженились, они переехали в каменный коттедж на краю автостоянки, заново обставили и декорировали его. Стены покрасили в пастельные тона, а мебель ошкурили в стиле шебби-шик, который так любит Хизер. А как дочка радовалась, когда красила детскую комнату – уже на очень большом сроке беременности! До тридцать пятой недели все боялась сглазить.
– Трудно представить, – бормочет Марго, не замечая, что говорит вслух. При мыслях о Хизер у нее на глазах наворачиваются слезы. Если дочь придет в сознание, ее посадят в тюрьму за убийство. Нет, она этого не допустит. Но в тюрьме они смогут видеться еженедельно, пусть и сидя через стол друг от друга в стерильной комнате для посетителей. Они по-прежнему смогут пообщаться, может быть, даже посмеяться. У нее останется веселая, добрая, красивая дочь…
Джессика протягивает через стол руку и нежно касается ее пальцев.
– Я знаю, Хизер не стала бы стрелять в тех людей без серьезной причины. Она не убийца.
Марго напрягается, вспомнив красное от гнева лицо Кита при виде десятилетней Хизер, баюкающей на коленях ягненка, к которому ей запретили прикасаться. Отгоняет воспоминание и пытается сосредоточиться на Джессике – сейчас не время раскисать.
– Конечно, она не убийца. Я не понимаю, что заставило ее совершить этот… этот безумный поступок. Она ведь такая нежная, добрая, любящая…