— Но ведь островитяне — дикари, тонущие в грубейшем варварстве и невежестве. Разве другие миссионеры придерживаются таких же терпимых взглядов на это, как и вы?
— Кто? Мистер Трайб и мистер Масгроув? Вряд ли они способны воспринимать что-то терпимо, особенно друг друга. И у них сложилось очень плохое мнение о католической церкви — они, например, объявили Папу римского антихристом. Я помню, как мистер Трайб работал над переводом Библии на тетубский, и в ней сатана переводился, как Папа. Правда, сейчас он изменил перевод и назначил на роль нечистого бедного мистера Масгроува.
— Эти англичане — непримиримые соперники?
— Можно и так сказать, хотя, приехав сюда пять лет назад, они были коллегами-миссионерами, работавшими в одной организации. Разошлись друг с другом они около двух лет назад. Я любезен с обоими и не встреваю в их вражду, особенно после того, как это сказалось на туземных племенах в глубине острова. Но не могу сказать, что добился у них уважения. Я так понимаю, вы собираетесь нанести им визит?
— Не совсем, отче, мы пригласили их на борт завтра вечером.
— Понятно. Что ж, приготовьтесь. Если хотите увидеть воплощение дикости острова Каннибалов, нет ничего лучше, чем пригласить этих двоих.
Глава шестнадцатая
На следующий день я убедился, что отец Адамец ни капли не преувеличил, описывая английских жителей Новой Силезии. В восемь склянок меня на гичке послали передать обоим миссионерам приветствия от капитана и пригласить вечером на борт «Виндишгреца» что-нибудь выпить. Первой моей целью стала миссия мистера Трайба, носящая название Спердженсвиль, на дальней стороне залива Понтиприт.
Пока мы гребли в сторону большого и крепкого причала, я отметил, что поселение состоит из пары десятков крытых пальмовыми листьями хижин, стоящих рядами, как казармы, деревянной церкви (что-то вроде садового сарайчика со шпилем наверху) и типового деревянного бунгало с верандой. Я также заметил за деревней довольно внушительную кокосовую плантацию. От котлов с копрой поднимался дым, а по бокам причала высились груды дурнопахнущей бурой субстанции, готовые к отправке.
За пляжем, по ту сторону пристани, что выходила к заливу, стоял большой красный щит с метровыми буквами. Надпись гласила: «Слуги, любите господ ваших и подчиняйтесь им, ибо они поставлены над вами». Не считая мрачного смысла, текст поразил меня тем, что находится именно в этом месте, ведь проплывающие мимо на каноэ туземцы уж точно не умеют читать на английском, да и на любом другом языке.
Мы причалили, я оставил в шлюпке четырех матросов с винтовками и саблями, просто на всякий случай, и направился к бунгало – по всей видимости, дому мистера Трайба. Идя по деревне, я увидел несколько туземок, одетых не по местному обычаю, в одни набедренные повязки, а в на редкость отвратительные платья, как я выяснил позже, они назывались «хаббарды», их шили дамочки в английских церквях специально для голых язычниц. Все платья, похоже, были одного размера и состояли из сшитого в форме дымовой трубы куска ткани, украшенного бахромой, как на шторах или абажуре.
Похоже, женщины стыдились своей одежды, во всяком случае, при виде меня они в ужасе разбежались. Одна из них дремала на ступенях бунгало, я подошел и спросил, понадеявшись (и как выяснилось, не напрасно), что трепанговый английский создан по тому же принципу, что и крио в Западной Африке:
— Пожалуйста, где мисса Трайб?
Она пошевелилась и тупо уставилась на меня: среднего возраста и выглядела болезненнее, чем аборигены из Понтиприта: на лице прыщи, рахитичное тело. Она встала и похромала к веранде, указав на боковую дверь. Я постучал. Тишина. Я снова постучал. Наконец, дверь приоткрылась на щелочку, и выглянул сердитый мужчина в рубашке без воротничка и с повязанной платком головой.
— Чего тебе надо?
— Доброе утро. Я имею честь беседовать с мистером Трайбом?
— Для тебя — преподобный Трайб, — огрызнулся он. — А ты кто такой?
— Кадет Отто Прохазка с австрийского парового корвета «Виндишгрец», стоящего сейчас в бухте Понтиприт. Капитан шлет приветствия и надеется, что вы доставите ему удовольствие своим присутствием на ужине сегодня в половине восьмого на борту корабля.
Я протянул ему приглашение. Он разорвал конверт, вытащил карточку и стал читать ее, водя пальцем по строкам и молча проговаривая слова, его брови поднялись в нарастающем изумлении. Наконец, он посмотрел на меня.