- Сухоруков слушает.
- Здорово! – пророкотала трубка.
Встрепенувшись, Василий Егорович сразу узнал голос Мурашова и улыбнулся.
- Гена, ты?! Здравствуй!
- Как тебе на новом месте? Уже осмотрелся? – спросил Муращов.
- Сегодня ездил по частям, - Василий Егорович тяжело вздохнул. - У меня погиб переводчик. Младший лейтенант, совсем мальчишка… Мы попали под артобстрел. Когда залегли, он закрыл меня своим телом.
Мурашов сочувственно крякнул и протянул:
- Да будет ему земля пухом, - он тоже вздохнул. - Сколько таких ребят сложили головы на чужой земле…
- Хочу представить его к Ордену Красного Знамени. Посмертно, - Сухоруков напрягся. - Ты, пожалуйста, проследи, чтобы мое представление не замылили в Москве. А то знаю я, что они могут сказать – мол, переводчик, не боевой офицер.
- Обязательно прослежу. Обещаю, - откашлявшись, Мурашов понизил голос. - Сам тебя еще не принимал?
- Нет, - Сухоруков непроизвольно посмотрел на портрет Малулу у себя за спиной. - Пока я видел его только на портрете в своем кабинете. Но, вроде, через пару дней собирается.
- Тогда готовься, - сказал Мурашов. – Кстати, к нему ты пойдешь уже в новом звании. Я ведь и звоню тебе, чтобы об этом сообщить. С сегодняшнего дня ты…, - Мурашов помедлил, выдерживая торжественную паузу, - …генерал-лейтенант! Поздравляю!
Слегка растерявшись, Сухоруков несколько секунд хранил молчание, а затем
с радостным волнением произнес:
- Спасибо.
- Были тут у нас некоторые… Говорили, что рано. Мол, очередное звание надо присваивать только после того, как проявит себя на новом месте, - Мурашов хохотнул. - А я им знаешь, что ответил?
Василий Егорович улыбнулся.
- Догадываюсь.
- Вот-вот. Сказал, что Сухоруков себя уже столько раз проявлял, сколько им и не снилось: и в сорок третьем под Курском, и в шестьдесят восьмом в Праге. Короче, прищемил языки.
- Ну, это ты умеешь!
- Твои-то как? Скучают по тебе? Звонят? – спросил Мурашов.
Сухоруков грустно вздохнул.
- Танюше я сегодня звонил сам. У нее все по-прежнему.
- А как Сашка?
- По-прежнему «за речкой». Командует разведротой, - Василий Егорович улыбнулся. - Мы с ним оба сейчас выполняем интернациональный долг. Только в разных «горячих» точках.
- Матери-то хоть пишет?
- Пишет. Каждую неделю, как и обещал…
***
Строительный кран медленно тянул по воздуху бетонную панель для ее монтажа на восьмом этаже девятиэтажного дома, возводящегося на окраине Тулы.
На площадке восьмого этажа топтались четверо монтажников, готовые принять панель. Среди них был и Павел – рослый, широкоплечий, с веселым загорелым лицом и большими голубыми глазами. На прошлой неделе он отметил свой двадцать первый День Рождения.
Задрав головы, строители смотрели на панель, зависшую над площадкой.
Раздался громкий треск, и стальной трос, на котором висела панель, лопнул. Перекосившись, она полетела на головы монтажников.
Спасаясь, они бросились в разные стороны.
Панель с грохотом обрушилась туда, где раньше стояли строители, задев своим краем замешкавшегося и не успевшего покинуть площадку Павла…
…Вокруг операционного стола, на котором лежал Павел, стояли Татьяна Ивановна, Наталья Николаевна и две медсестры. Сухорукова склонилась над головой Павла, держа в руке скальпель. Она сосредоточенно орудовала хирургическим инструментом. К взмокшему от напряжения лбу Сухоруковой то и дело прикладывает салфетку медсестра…
…В коридоре перед входом в операционную на жестком деревянном стуле сидела, сгорбившись и обхватив голову руками, сестра Павла Ирина – лет девятнадцати, худенькая, светловолосая, с мокрыми от слез глазами.
Дверь операционной открылась, и в коридор, не спеша, вышла усталая Татьяна Ивановна.
Ирина вскочила и бросилась к ней.
Увидев девушку, Сухорукова остановилась. Ирина подошла к Татьяне Ивановне и замерла напротив нее. Дрожащие руки Ирины были прижаты к груди, а в ее глазах застыл немой вопрос.
- Здравствуйте, - еле слышно произнесла Ирина. - Я сестра Павла… Вы только что его оперировали…
- Здравствуйте, - сухо сказала Татьяна Ивановна. - Мы сделали ему трепанацию черепа. Состояние Вашего брата… В общем, пока остается критическим.
Глаза Ирины расширились от волнения и страха, а прижатые к груди руки задрожали еще больше.
- Он… может умереть?!
- Девушка, дорогая, - вместе с сочувствием в голосе Сухоруковой появилось легкое раздражение. - Я смогу Вам сказать, выживет он или нет… В лучшем случае завтра.
По щекам Ирины побежали слезы.
- Господи! - она с отчаяньем всплеснула руками. - Доктор, прошу Вас… Спасите его!
Ирина посмотрела на Сухорукову с мольбой и бухнулась перед Татьяной Ивановной на колени.
Сухорукова поморщилась.
- Не нужно, встаньте.
Обхватив Ирину руками за плечи, Татьяна Ивановна помогла ей подняться.
Опустив голову и ежесекундно всхлипывая, Ирина пролепетала:
- Спасите его. Прошу! Он у меня один… Наши родители… Погибли… Три года назад… Разбился самолет…
Ирина вскинула голову.
- Неужели я останусь одна? На всем белом свете?
Девушка схватила Сухорукову за руки.
- Он же выжил на войне… Смерть прошла совсем рядом: пуля чиркнула по виску… А тут, в мирное время…
Ирина снова зашлась в рыданиях.
Татьяна Ивановна взглянула на Ирину с любопытством.
- На какой войне?
Ирина подняла на нее заплаканные глаза.
- Он же был в Афганистане… Служил срочную, в десантуре… Входил туда в числе первых, в декабре семьдесят девятого. Прослужил там полгода… Как он радовался… Когда вернулся живой…
Сухорукова улыбнулась.
- У меня в семье все мужчины – тоже десантники. И муж, и сын…
- Правда? – Ирина сквозь слезы улыбнулась Сухоруковой. Уже как родственной душе - приветливо и тепло.
- Правда. И сын мой – сейчас в Афгане. Капитан, командует ротой…
В глазах Ирины мелькнуло сочувствие.
- Как зовут-то тебя? – спросила у нее Татьяна Ивановна.
- Ира.
- Вот что, Ира…, - Татьяна Ивановна помедлила, подбирая слова. - Возможно, твой брат и выживет. Но если он выживет… Я хочу, чтобы ты знала правду.
Ирина торопливо кивнула: правду так правду.
Сухорукова грустно покачала головой.
- Скорее всего, он останется прикованным к постели. На всю жизнь.
Ирина, в глазах которой блеснула искорка надежды, улыбнулась сквозь слезы.
- Пусть, - девушка махнула рукой. - Пусть к постели… Главное, чтобы жил!
Устало улыбнувшись ей в ответ, Татьяна Ивановна бросила:
- До свидания.
Сухорукова развернулась и медленно направилась по коридору в сторону ординаторской.
- До свидания, - пролепетала Ирина.
Она с надеждой смотрела Татьяне Ивановне вслед…
…Вечером следующего дня Татьяна Ивановна и Ирина сидели на скамейке
перед входом в реанимационное отделение. Ирина восхищенно и благодарно смотрела на Сухорукову, как на добрую фею, внимая каждому ее слову.
- В реанимации он пробудет не меньше недели, - сказала Сухорукова. - Но сейчас я уже, по крайней мере, уверена: угроза его жизни миновала.
- Спасибо Вам, Татьяна Ивановна, - волнуясь, произнесла Ирина. – Если Павел выживет…
Сухорукова махнула рукой.
- Да не за что.
Она с любопытством посмотрела на Ирину.
- Ты замужем?
Опустив глаза, Ирина смущенно улыбнулась.
- Нет. Еще не успела.
- Учишься? Работаешь?
- И то, и другое. Работаю воспитательницей в детском саду. И заочно учусь. В педагогическом, - Ирина вскинула голову и торопливо добавила. - Я взяла отпуск, за свой счет. Когда на работе узнали, сразу дали.
- Мне сказали, ты сидела здесь всю ночь, - в глазах Сухоруковой появилась жалость. - Сегодня тоже никуда не уйдешь?