— Я могу, конечно, отправить тебя в комендатуру, там установят твою личность и адрес, но если ты обещаешь мне больше таких поступков не совершать…
В общем, Вилли был отпущен на все четыре стороны. И эпизод с похищением офицерского планшета стал переломным в его жизни. Расстроилась и поразилась его мать, плакала от негодования старшая сестра Гертруда, работавшая в городском самоуправлении и никогда не сочувствовавшая фашистам. По сто раз заставляли пересказывать всю историю приятели — Манфред и Вольфганг, которым «открылся» Вилли, каждый раз по-новому истолковывая поступок советского офицера — и, надо признать, всегда в его пользу.
Вилли вновь появился в Циппендорфе, во дворе дома Крылаткиных, но уже вместе с сестрой. Случилось это дней через десять. Анна Порфирьевна сразу узнала подростка по его огненным волосам и виноватой улыбке, с которой он уходил из их дома тогда. Но теперь улыбка была открытой, простодушной, а стоявшая рядом с Вилли высокая молодая девушка с ослепительно белыми ровными зубами и чуть вздернутым прямым носиком понравилась моей бабушке с первого взгляда.
— Вы… понимайт немецки? — поздоровавшись, спросила Анну Порфирьевну девушка. — Он (она показала на Вилли) мой брат, он говори, что вы понимайт…
— Да я немножко говорю по-немецки.
— О-о, старый приятель!.. — удивленно протянул, появившись на крыльце, Николай Иванович.
— Это он, — быстро сказал сестре Вилли.
Гостей пригласили в дом. Ушли они поздно, Крылаткины провожали их до трамвая. Это стало началом если не дружбы, то очень добрых отношений немецкой семьи с семьей советского офицера. Вилли с помощью Николая Ивановича выучился на шофера, сейчас он работал уже начальником автоколонны, но именно его инструктор горкома Курт Набут пригласил сесть за руль для поездки в Берлин за московскими гостями…
— Как сестра Гертруда поживает? — выпустив из рук рыжую голову водителя, спросил наконец Николай Иванович.
— О, Гертруда хорошо живет! Директор средней школы Гертруда! Муж — офицер Национальной народной армии! Сын учится в Берлине!.. Гертруда и ее муж хотят вас видеть!.. — Вилли говорил одними восклицаниями, восторженно.
Анна Порфирьевна со своего сиденья радостно рассмеялась. Ну и перемены!.. Вспомнила, наверное, каким мастерским приемом она опрокинула тогда этого верзилу, бывшего, правда, на двадцать с лишним лет моложе…
Когда подъезжали к Шверину; Николай Иванович вдруг разволновался, напряженно всматривался в незнакомый ему облик южных окраин города, попросил ехать потише.
— Новый район Гроссер Дрееш! — с гордостью в голосе пояснил Курт Набут.
Но вот начались и знакомые места: миновав перекресток дорог — от Перлеберга и Кривица, машина юркнула под высокий железобетонный мост и по асфальтированному шоссе пошла вдоль старых улиц, мимо одного из внутригородских озер справа — на этой гладкой, тихой водной поверхности еще т о г д а устраивались мини-регаты… И вот уже показался старинный герцогский замок — внушительное сооружение с тремястами шестьюдесятью пятью башнями и башенками, вобравшее в себя архитектурные стили сразу нескольких исторических эпох.
На площади перед музеем и Мекленбургским театром Вилли остановился — он помнил, что бывший старший лейтенант Крылаткин любил отсюда любоваться фасадом замка и белым всадником в шлеме и с копьем наперевес в верхнем большом проеме надвратной башни. Как два с лишним десятилетия назад, всадник на вздыбленной лошади стоял на своем месте. По картинкам и рассказам деда я хорошо представлял себе этого всадника, чудесный парк вокруг замка, окруженного со всех сторон водой, запомнил легенду про доброго духа замка — маленького человечка с длинными черными усами, в широкополой шляпе, красном кафтане, высоких ботфортах и с большим кинжалом за поясом. В незапамятные времена поселился этот добрый, славный Петерменхен в одной из комнат герцогского дворца и стал внимательно следить за тем, что люди делают. А замок то ли строился, то ли перестраивался под новую эпоху. И если строители накануне неудачно поставили стену, перекрытие, деталь украшения — к утру ее уже не было, и все понимали, что сделанное не понравилось Петерменхену… И не приведи бог кому-нибудь увидеть этого человечка в черном кафтане — быть беде. Говорят, его несколько раз видели в черном, когда Гитлер пришел к власти и когда фашисты напали на Советский Союз. Зато Петерменхен в красном кафтане — к счастью и радости.
— Как нынче живется-можется Петерменхену? Конечно, щеголяет в красном кафтане? — спросил Николай Иванович, выходя из машины.