Сон так подействовал на Гендрика Петровича, что он решил: заболел, лечиться надо, — и долго не выходил никуда из дому.
3.
А в колхозе «Партизан» уже приступил к работе новый агроном. Встретили его здесь отлично. Не сговариваясь, будто авансом за будущие успехи, колхозники одарили Освальда Сиреля дружбой и уважением.
Конечно, секрет такого отношения — в председателе, в Гуннаре Суйтсе. Это он переманил опытного специалиста из районного центра, он, не скупясь на похвалы, представил его вначале правлению, а потом и общему колхозному собранию. Уж на что осторожным и строгим в подборе людей считался Видрик Осила, в третий раз избранный секретарем партийного бюро, но и он снял свои большие роговые очки, зачем-то тщательно протер их платком и дружелюбно улыбнулся Освальду.
А бригадир первой полеводческой бригады Аксель Рауд, человек с маленькой, птичьей головкой, небрежно посаженной на длинное, худущее туловище, похлопал Гуннара по плечу:
— Молодец, председатель, толкового человека выискал. Как со дна морского жемчужину достал!..
У Гуннара была мысль съездить в город, навестить старого друга Купера, да захлестнули дела. А вырвется свободный часок — отдавал его жене.
Долго, очень долго оставался Гуннар холостяком: первая его любовь не дождалась фронтовика, вышла за другого. Думал — и вообще не женится. Но вот приехала в колхоз новая учительница младших классов да так увлекла его, что забыл о всех прежних обидах. Семейная жизнь протекала счастливо — бывший разведчик любил жену, гордился ею, беспрекословно исполнял все просьбы сельской школы, в которой работала его Хельми.
Тринадцатый год председательствовал Гуннар Суйтс в полюбившемся ему «Партизане». Колхоз перешел на гарантированную оплату труда, разбогател и прославился высокими урожаями пшеницы, картофеля, гибридной брюквы. Да только тяжело заболел и вышел из строя чудотворец здешних урожаев старый Пеэтер Янус, отпросился на пенсию. Прямо-таки счастье, что удалось заполучить Освальда Сиреля!..
Шел Гуннар однажды вечером из правления домой.
— Гуннар! — остановил его вдруг знакомый голос.
— Эрна, ты? — узнал он в темноте по белой кофточке да тонкой фигурке проживавшую по соседству доярку Эрнестину Латтик. — Что так поздно?
— Задержалась на ферме… Ну да не в этом дело. Поговорить надо.
— Говори.
Зашагали рядом — теперь медленно, не торопясь. Ждал Гуннар разговора о хозяйственных делах.
— Ты его хорошо… давно знаешь — нового агронома? — вдруг ошарашила его вопросом Эрна.
— А как же! — удивился Гуннар, уловив в голосе и взгляде доярки какое-то беспокойство, почти тревогу. — С войны. Вместе были в одном батальоне. А что случилось?
— Странно.
— Почему странно?
— Да так, наверно, показалось. — Эрна недоуменно пожала плечами, замолчала. Но перед самым домом председателя, прощаясь, переспросила: — А батальон-то чей был? Красной Армии?
— Да ты что, рехнулась? — вспылил Гуннар. — Не фашистский же, надо думать!
Он стоял, озадаченный услышанным.
— Не обижайся, — тихо сказала Эрна, взяв его за руку. — В тебе-то я не сомневаюсь. Слава богу, в здравом уме. А вот новый наш агроном больно похож на одного карателя, которого я видела осенью сорок первого…
— Да сколько же тебе лет было?
— Двенадцать.
Эрна на минутку умолкла, потом заговорила снова. От волнения ее грубоватый грудной голос зазвучал на низкой, будто надтреснутой, ноте.
— Нет, ты не думай, что я была слишком мала. Я все, все отлично помню — этого нельзя забыть, никак нельзя забыть… Они пришли в нашу школу утром — тот, который похож на агронома, и его приятели… Схватили нашу учительницу и давай над ней измываться. «Комсомолка? Пионервожатая? Поганая большевичка?!» Орут да плетью — по лицу, по лицу… А она действительно была у нас комсомолка, первая наша пионервожатая в деревне Катри…
Эрна всхлипнула, и Гуннар ласково обнял ее за плечи.
— Да что ты? Что ты? Ну, было и быльем поросло.
— Нет, ты послушай… Бандиты, значит, хлещут ее, ножами покалывают, а начальник ихний, тот, что с Сирелем схож, отвернулся, вроде ему скучно или противно. Дети в голос ревут. Учительницу кровью заливает. Тогда тот начальничек и говорит так сочувственно: «Пожалеть надо. Детишки очень уж за учительницу свою тревожатся. Дайте ей отдохнуть. — И улыбнулся, гад. — В землице отдохнуть…»
Страшные картины пытки, о которых рассказывала Эрна, вставали перед глазами Гуннара, словно он сам был очевидцем. Словно он, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, рвался из пут и ничего поделать не мог. А ребята, школьники, под дулами автоматов копали яму-могилу в школьном дворе. И столкнул в эту могилу вожак еще живую учительницу. А бандиты его, пошучивая да посмеиваясь, засыпали ее землей.