А утром Эрвин встал вместе с друзьями и по каким-то неуловимым признакам понял, что для него приготовлен сюрприз. Даже у Фанни, старавшейся не заходить в гостиную, как-то по-особенному блестели глаза.
— А тебе, Мореход, придется сегодня кое-куда наведаться по своим штурманским делам, — объявил наконец без предисловий наиболее решительный и находчивый Виктор. И добавил, двинув в бок нашего радостно растерявшегося героя: — Одевайся и топай.
Коротко и просто.
Совершенно обновленный, с десяткой «на мелкие расходы» в кармане, вышел Эрвин из дому. Виктор еще оставался в Таллине, и на вечер они запланировали культпоход в оперу.
— А миня азьмете опелу? — сводив на горшок своего плюшевого медвежонка, деловито осведомилась у взрослых Сирье.
Решительный отказ мамы, однако, не расстроил ее, она охотно согласилась провести вечер в привычном обществе бабушки и даже кое-что нарисовать в подарок маме, папе, дяде Виктору и дяде Эрвину.
В управлении базы рыболовного флота, куда друзья настоятельно рекомендовали обратиться, Эрвина принял заместитель начальника. С первых же слов выяснилось, что он знал и ждал нового штурмана и, не задумываясь, назвал судно, на котором через неделю тот должен выйти в море, правда, без заходов в иностранные порты. Пока.
Быстрота, с которой решался вопрос о его новой работе, любезность и предупредительность заместителя начальника управления насторожили Эрвина. Он торопливо, сбиваясь, начал объяснять, что из пароходства и даже с завода ушел не по собственному желанию, что водились за ним грешки, но заместитель начальника знал и это.
Очень представительный, внешне напоминающий Сулева, но совершенно седой, остроносый и резкий в движениях, он как будто угадывал даже мысли сидевшего перед ним человека.
— Должен предупредить вас об одном, — сказал, пристально глядя в глаза Эрвину, — судно у нас на хорошем счету, народ там очень хороший, поэтому всякие срывы исключаются. И не морщитесь! — вдруг сердито добавил он, хотя Эрвин, если и «поморщился», то всего лишь мысленно, тайком.
Из управления Эрвин вышел в некотором смятении.
Улица оглушила его солнцем, яркими осенними красками, веселым говором множества людей. Радио передавало зарубежные отклики на успешный запуск нового советского космического корабля, у всех было приподнятое настроение, словно каждый был лично причастен к этому полету.
Проходя мимо винного магазина «Арарат», он в раздумье нащупал в кармане хрустящую десятку…
Соблазн был велик. «Сегодня и даже завтра никуда являться не надо, стаканчик винца не помешал бы», — почти вслух размышлял он. А в ушах звучали слова заместителя начальника управления: «Судно у нас на хорошем счету, народ там очень хороший, поэтому всякие срывы исключаются. И не морщитесь!»
— Здравствуйте! — вдруг услышал он. — Не узнаете?
Нет, как же, он узнал их сразу — Магнуса и его очаровательную жену. Он нашел их красивыми и счастливыми, только Рита сегодня меньше напоминала ему Айме, и глаза у нее оказались совсем не черными, а светло-рыжими, и волосы были не такие же, и ямочки на щеках не те… А вот «Носорог» нисколько не изменился, может быть, только бородавка на кончике носа стала меньше да глаза не такие голубые, как раньше.
Магнус и Рита искренне порадовались за него, узнав, что он снова уходит в море, пригласили заходить в гости. Рита собственноручно вписала в его записную книжку свой домашний адрес.
День шел хорошо, солнечно, но после встречи с Магнусом и его женой Эрвина все больше и больше одолевали думы об Айме, о том, как вернуться к ней, добиться ее прощения. Гуляя по городу, отдыхая в беседке на горке Линды, он провел самый беспощадный самоанализ за всю свою жизнь. И пришел к невеселому выводу, что жил плохо, еще во время работы в пароходстве постепенно превращался в обывателя и эгоиста. Люди относились к нему добрее, чем он к ним, и в этом заключается главный страшный его порок. Ведь еще т о г д а, задолго до истории в западноевропейском порту, Айме говорила ему, что он окружает себя несимпатичными, случайными дружками, которые любят много выпить, особенно за его счет. Не послушал жену, отшутился. О том же самом по-товарищески предупреждал Ян Раммо. Не послушал и его — лютым врагом стал для него Ян Раммо. А давно ли в «Норде» жаловался на лучших своих и преданнейших друзей — Сулева и Виктора, а ведь это они подали ему руку помощи после увольнения из пароходства, настойчиво призывали не поддаваться унынию, буквально за уши вытаскивают из болота сейчас! Так ему, видите ли, предъявите какие-то особые, исключительные доказательства преданности и любви к нему… То же — с Айме. Методично, с достойным лучшего применения упорством он разрушал все святое, что было в их отношениях, оскорблял ее своим поведением. Ныл, злопыхательствовал, прозябал! И хватило совести обижаться на Сулева и Виктора, занятых такими сложнейшими проблемами, но не забывших и про него — неудачника!..