— Узнаешь? Только вот усиков не было…
Что-то далекое, смутно знакомое чудится и мне в лице довольно красивого блондина с небрежно зачесанными назад волосами, с еле заметными светлыми бровями и горбинкой ниже переносицы.
— Ну, ну?! Неужели не узнаешь?
Саша никак не может понять, почему я немедленно, с первого взгляда не узнаю Роби Тислера. Ведь сын его сейчас в том возрасте, каким мы знали Роби. И похож на отца стопроцентно!..
— Саша, тебе повезло, — объясняю я. — Ты увидел вначале имя и фамилию на обелиске, потом в школе — фотографию Роби, именно в таком же возрасте. Газетную вырезку сохранил. Встретив живого сына Роби вскоре после знакомства с портретами в школе, ты его узнал сразу. А я ведь ничего этого не видел…
— Да, ты прав… — виновато признает он. Виновато и с сожалением. Ему хотелось бы, чтоб я тоже удивлялся и радовался изображению сына нашего автоматчика-десантника Роберта Тислера, которого так хорошо помним — вместе в последний бой под Синявином ходили, из окружения прорывались! Мое спокойствие обижало его.
— Мы с тобой не знали и сотой доли того, что случилось с Роби, — негромко, со вздохом говорит Заречный. — Ведь он действительно был расстрелян еще в сорок первом, но пьяные полицаи промахнулись и к тому же плохо зарыли могилу…
Это уже похоже на что-то знакомое. Случаев бегства расстрелянных из общих могил за войну накопилось множество. Я первым вспоминаю пярнуского милиционера Юлиуса Сельямаа — тоже из сорок первого года. С отрядом бойцов истребительного батальона он попал в лапы фашистов на перекрестке дорог Пярну — Рига и Пярну — Синди. На том месте сейчас тоже установлен памятник. А Юлиус жив и сегодня!
Мы провели с Сашей памятный и трудный день. Рассказывая то, что он узнал о судьбе Роби и его жены — медсестры из-под Синявина, он волновался, иногда горячился, а то вдруг переходил на шепот, словно боялся, что нас кто-то подслушает.
Конечно, сказать уверенно, что Расма Барда — одна из тех трех медсестер, которых встретила группа минометчика Митькина при выходе из окружения между Мгой и Синявином, сегодня никто не может, но обстоятельства столь сходны, что и отрицать этого тоже нельзя.
Фашисты из эсэсовской части обнаружили болотный лазарет с неходячими ранеными часа через два после отхода наших. Три полузалитые водой большие землянки и одна маленькая, стоявшая на отшибе, «охранялись» молодыми, посеревшими от бессонницы и усталости девушками в испачканном болотной грязью обмундировании, но с белоснежными нарукавными повязками с яркими красными крестами. Оказывается, специально постирали, чтоб всем знакомая эмблема милосердия бросилась в глаза.
Расма увидела немецких солдат первой — у входа в свою землянку. Трое эсэсовцев бросали гранаты в соседние блиндажи и землянки, гоготали, как молодые жеребцы на выгуле. После взрыва ждали, когда улягутся пыль и копоть, — тогда совали свои арийские носы в развороченные двери.
«Перебьют ведь всех!» — похолодела от жуткой мысли девушка. Что же делать? Погибнуть вместе со всеми или попытаться спасти обреченных и спастись самой? Она вошла в землянку и оперлась на косяк незакрывавшейся двери. Слабый свет из двух маленьких окошек под самым потолком едва освещал ее, а лежавшие на еловых нарах раненые ей самой казались безликой черной массой.
— Братья! — сказала она. — Немцы бросают во все землянки гранаты. Я остановлю их, я знаю их собачий язык. Вы все — мобилизованные, вы ранены, не можете двигаться, вы — под охраной Красного Креста. Вы согласны со мной?
Холодное молчание раненых было ей ответом. Потом в черной массе наметилось слабое движение, кто-то хрипло сказал:
— Все равно убьют, сестра… Не унижайся.
Вновь последовавшее молчание показалось ей вечностью. А наверху все ближе гремели взрывы.
— Поправимся — сбежим… — неуверенно произнес молодой голос. — Может — пусть попробует сестричка? А, братцы?
Опять движение на нарах.
— Как скажете… — тихо произнесла сестра, и все вспомнили ее такой, какой видели в бою, — смелой, сильной, красивой. Знали, что была она из семьи латышского красного стрелка.
— Умереть успеем, а попытаться можно. — Теперь говорил пожилой снайпер Левачев — Расма узнала его голос. Узнали и все товарищи. Опытный и беспощадный снайпер Левачев! Если фашисты узнают, сколько он за год пребывания на фронте отправил на тот свет их солдат и офицеров…