— Только что сельдь будет семь-восемь и девять-десять, не знаю, что бы это значило.
— Это важно, — сказал Подручный. — Это означает, что рыба крупная, на весы ляжет не одна сотня. Это товар второго и первого сорта!
И он тотчас же преобразился в практичного человека, который знает, что надо делать: искать и искать перекупщиков, рассылать во все города телеграммы, запасать соль и бочки, немедленно снарядить на север шхуну «Сориа».
— Если вам угодно! — прибавил он.
Хозяин пристально на него взглянул. Ни звука о том, что он заслуживает вознаграждения, ни одного своекорыстного пожелания. Старик был захвачен чудом, игрой и риском как таковыми и посетовал:
— Жаль, я этого не увидел!
И больше — ни слова.
Гордон Тидеманн был отнюдь не сквалыгой и понимал, скольким он обязан своему Подручному. Он решил вознаградить его и устроить в его честь празднество, но тот воспротивился. До сего времени пристанищем старику служила каморка во флигеле для прислуги, теперь же хозяин предложил ему комнату в главном здании, где были позолоченное, в человеческий рост зеркало, ковер на полу, кровать красного дерева, украшенная золочеными ангелами, и каминные часы. Однако Подручный покачал головой и с набожным смирением отвечал «нет».
Необычный человек во всех отношениях. Подумать только, он по-прежнему усердно и бескорыстно трудился в усадьбе, не щадя своих сил, не чураясь никакой работы, и ни словом не заикался о прибавке к жалованью. Хозяин сказал, что с удовольствием даст ему приличную надбавку.
— Мне она ни к чему, — заявил Подручный.
Но разве ему не пригодились бы средства? Он мог бы начать свое дело или что-то приобрести.
— А как же! Но с вашего позволения, больше мы об этом не будем!
Тогда хозяин вручил ему на обзаведение изрядную сумму, с того времени прошло уже несколько недель, а старик все так же исполнял должность подручного и ничего не менял в своем повседневном обиходе. Единственно, кто-то видел его на почте, он посылал за границу денежные переводы.
В горах бурят и взрывают скальную породу, с песнями, настроение почти праздничное. На участке работает несколько бригад сразу, одни производят взрывы, другие кладут стенку, третьи выгребают щебень, четвертые увозят его на тачках. И за всем следит Подручный, башковитый десятник и человек с понятием. Однажды он сказал:
— Взорвите-ка этот камень. Хватит ему лежать поперек дороги.
Рабочие заартачились. Камень весил с полтонны, но они были ребята крепкие и решили увезти его как есть, целиком. Чего, мол, расходовать взрывчатку по пустякам! Подручный глянул на них, видно было, что они выпивши и водка им ударила в голову. Когда они взваливали камень на тачку, колесо треснуло и тачка вышла из строя.
— Взорвите камень! — повторил Подручный.
Нет, они и теперь его не послушались, они разозлились на камень и не желали его взрывать. Какого черта, сказали они, этот камень нарочно прикидывается тяжелым, неужто мы его не осилим!
Впятером они сумели-таки погрузить камень на тачку и отвезли к насыпи. И, пошатываясь, вернулись назад, с торжествующими лицами. Один, правда, повредил себе руку. Подручный подозвал рабочего из другой бригады и сказал:
— Иди взорви этот камень!
— Как? — вскричали те пятеро. — Мы ж его убрали!
Камень не буравили, а взорвали с помощью сикрита.
Но рабочие были не намерены спускать своему десятнику, они бурчали на него за то, что он с ними так поступил, и прямо спросили, а не мается ли он дурью. Он промолчал. Тогда они обозвали его старым болваном и начали на него надвигаться. Подручный попятился к скале, чтобы никто не мог зайти ему за спину, но два самых отъявленных крикуна не отставали. Они требовали объяснений, чего это он стоит перед ними и дерет нос и отмалчивается, они пригрозили, что перекинут его через стенку, стали уже показывать ему кулаки…
Неожиданно Подручный выхватывает из заднего кармана револьвер и стреляет. Крикуны, ошарашенные выстрелом, на миг замерли, но тут же завопили:
— Так вот ты как!
Однако, бросив взгляд на старого Подручного, они, надо думать, почуяли опасность: он был бледен как полотно и скрежетал от ярости искусственными зубами.
— Ну стоило ли так кипятиться, — сказали они, опомнившись. — Мы ж ничего плохого не хотели.
— Кончай трепаться! — предостерегающе крикнули им товарищи.
В обеденный перерыв, когда хмель у них повыветрился, Подручный принялся им объяснять: