Август спросил, как поживает Эдеварт.
— Эдеварт?
— Эдеварт Андреассен, вы его знаете.
Так он же двадцать лет как умер — неужто Августу ничегошеньки не известно! Ведь Эдеварт поплыл за ним вдогонку на север, когда он сбежал из Поллена. В одиночку, на веслах, а ветер — западный, так он и не вернулся. Вдобавок он еще позаимствовал почтовую лодку. Если не двадцать, то уж пятнадцать лет назад.
Август погрузился в раздумье, после чего сказал про себя:
— Жалко, что он умер.
В гостиной появились двое мальчишек, сыновья доктора и фру Эстер, возможно, их предупредили заранее, они уселись и приготовились слушать. Но поскольку никаких рассказов о Южной Америке и разбойничьих шайках не воспоследовало, они ушли.
— А Поулине жива и торгует у себя в лавочке, — рассказывала фру Лунд. — И Ане Мария жива, а Каролус умер. Ездра, тот разбогател и живет в достатке. А хозяин невода Габриэльсен…
Август:
— Мне охота знать, как поживают и живы ли вообще мои елочки?
— Не знаю, — сказала фру Лунд. Но, судя по всему, она тотчас же припомнила елочки и растрогалась.
А его фабрика рядом с лодочными сараями, а красивые дома, которые он выстроил в Поллене, а площадки на береговых скалах, которые он заставил расчистить от мха и приспособил для сушки рыбы…
Мальчики пришли снова и уселись слушать. Ничего нового, все те же скучные разговоры о Поллене.
Доктор спросил:
— Ну а ты как, был с тех пор в Южной Америке?
— Нет.
— А где был в последний раз?
— В последний? Кажется, в Латвии. Разве все упомнишь? Я ж побывал в стольких городах, объездил сотни краев.
Вот оно, начинается! — подумали мальчики.
— Да уж, чего тебе только не довелось повидать! — сказал доктор. — Ну и как тебе Латвия?
— Эстония, Латвия, Лифляндия, все эти прибалтийские страны… как, впрочем, и само Балтийское море…
— Ничего особенного?
Август выразил свое давнишнее презрение к Балтийскому морю:
— Оно коварнее тигра и не для крупных судов. Так, озерцо. К тому же оно почти пересохло.
Мальчики засмеялись и, должно быть, подумали, что вот теперь-то все и начнется. Ничего подобного. Нет, ни доктору, ни фру Лунд не удалось вытянуть из Августа ни одной истории или хотя бы мало-мальски занимательной небылицы. Это был уже не прежний Август из Поллена, он постарел и сделался религиозным.
Фру Лунд:
— Как же это они зовут тебя здесь в Сегельфоссе? Я давно про тебя слышала, но не сообразила, что это ты. Ты больше не хочешь, чтобы тебя называли Августом?
— Боже упаси, Август мое христианское имя. Но в обиходе мое звание — Подручный. Я так хозяину и сказал: запишите меня, говорю, в подручные.
— А хороший у тебя хозяин?
— Хозяин? — вскричал Август. — Да второго такого замечательного человека не найти. Я был у него в конторе, так вот, он может одновременно просматривать три толстенных гроссбуха да еще со мной разговаривать.
Доктор:
— Эта ваша дорога в горах, наверное, обойдется недешево?
— Да уж, дорога будет знатная.
— И когда вы закончите?
— А это уж зависит от Господа Бога. Мы стараемся как можем. Хозяин назначил меня старшим и поставил под мое начало много народу.
Потеряв всякую надежду на то, что Август их развеселит, мальчики ушли и больше уже не возвращались.
Доктор:
— Август, что же это я хотел сказать… Я видел тебя как-то на улице, ты разговаривал с дочерью Тобиаса из Южного селения. Ты с ней знаком?
Август ответил не сразу, он смутился и покраснел.
— Что? Знаком с ней? Да нет. Значит, вы нас видели?
— Этих людей просто-таки преследует невезение.
Август:
— Я так и понял. Она мне жаловалась.
— Одно несчастье за другим, а теперь вот они лишились еще и лошади. У них случился пожар, все могло кончиться гораздо хуже, но, похоже, им светит страховка.
Август покачал головой.
— Им кругом не везет, — продолжал доктор. — Старший их сын остался на Лофотенах. Кажется, у них есть еще один, малолетка. Остальные — дочери.
Август все молчал. Нет, он превратился в скучного старика.
— Ну ладно, — сказал доктор, — когда придут твои деньги, нам, значит, надо будет спросить Подручного. Вот мы тебя и найдем.
После ухода доктора у фру Лунд развязался язык. Эту восхитительную женщину что-то мучило, ей необходимо было чем-то поделиться, она приходила все в большее волнение и буквально не закрывала рта. Август не узнавал ее: Эстер, которая всегда была такой стойкой и рассудительной, которая заполучила доктора, которую Бог возвысил до положения барыни, — Эстер взяла и расплакалась.