— Монс-Карина зашла в воду, жуя табак, не удержалась и плюнула, ха-ха, плюнула в крестильную воду! Ее чуть не прогнали. Но потом креститель все же смилостивился, отвел ее чуть повыше по течению и окрестил. Вот такой приключился казус!
— Как насчет того, чтоб перекинуться в картишки после обеда? — спросил Август.
— Нет, — ответил лавочник.
— Нет?
— Я сегодня к картам не прикасаюсь.
Август был задет.
— Вольному воля! — пробормотал он.
Но он не все еще разузнал, что хотел, и, выждав некоторое время, напрямую спросил:
— А у Тобиаса из Южного селения кто-нибудь крестился?
— У Тобиаса? Нет.
— Я-то думал, раз у них проживает евангелист… К ним сегодня приходила цыганка и сплюнула на пороге их нового дома, поэтому оно, может, было бы и неплохо, если бы он крестился.
— Да это, наверно, Осе. Вот чертовка! Вечно она ходит и сплевывает у порога и насылает на людей всяческие напасти.
— А Корнелия? — спросил Август. — Она что, тоже не крестилась?
— Нет… Нет, сегодня нас было всего четверо.
Август остановился и возопил:
— Как, и ты?!
Лавочник кивнул:
— Ну да!
— Какого лешего… зачем же ты это сделал?
— Зачем человеку креститься? Вот дурацкий вопрос!
Август презрительно скривил губы:
— Ну ты и кощунник! Разве тебя не крестили во имя Святой Троицы? Нет, ничего ужаснее я не слыхал!
Лавочник, оправдываясь:
— Это не от хорошей жизни, скажу я тебе. Карел из Рутена и жена его перекрестились, а Карел у меня кое-что покупает.
Август покачал головой:
— Все вы прямо как звери дикие, сплошное суеверие и идолопоклонство. А потом, для чего проповеднику и душеспасателю понадобилось останавливаться в доме, где живет совершенно невинная девушка? По чести, мне надо бы доложить о нем моему хозяину.
— Да не стоит, — сказал лавочник. — Проповедник собирается уезжать, я был последним, кого он крестил, по крайней мере на этот раз…
Итак, карточная компания на сегодняшний вечер расстроилась, лавочник крестился и отпал вообще, работник Стеффен отправился за город проведать свою невесту. Даже цыган Александер и тот куда-то запропастился.
Что оставалось Августу? Пообедать, поспать, а потом снова бродить по окрестностям и снова не находить покоя в ожидании денег. Какого черта они не приходят? В чем дело? Хорошо хоть проповедник собрался уезжать.
Под вечер он спустился на пристань и увидел, как двое мальчишек швыряются камнями в шхуну «Сориа»; он услышал, как они попали в стекло и оно разбилось. Настоящие сорванцы! Они тут же бросились наутек, но Август узнал их, это были сыновья доктора, два пострела, которые только и искали, где бы поозоровать. Не иначе, они хотели кого-то вспугнуть, кого-то, кто находился внизу в каюте.
Карточный вечер все-таки состоялся. Пришел Йорн Матильдесен, получил свою крону и приготовился сторожить. Объявился лавочник, он передумал.
— Что тебе здесь нужно? — спрашивает Август.
Тот отвечает;
— Разве ты не предлагал перекинуться в картишки?
— Тебя ж сегодня перекрестили! Ну не кощунник ты после этого!
— Так не всякому же быть Иисусом Христом.
Стеффен прервал на время свои ухаживанья и примчался с таким видом, словно боялся чего-нибудь упустить, с ним был один из приказчиков из Сегельфосской лавки, завзятый игрок. А вот цыган, тот как сквозь землю провалился.
Приказчик впервые оказался в этой компании, но он живехонько ощипал их и наложил руку на их гроши.
— В жизни такого не видел! — сказал лавочник. И продулся.
Августу еще больше не повезло, он распростился с последними ассигнациями. Но это были жалкие остатки, на что ему остатки! Он играл с жаром и ходил наобум.
Они просидели до полуночи, приказчик со Стеффеном были в выигрыше. Они облупили партнеров дочиста, и делать тут им уже было нечего; они поднялись, отыскали свои шляпы и, насвистывая и поддразнивая проигравших, удалились в наиприятнейшем расположении духа.
Лавочник был зол на всех, на весь мир, он спросил Августа, почему бы тому хоть разок не перекреститься. О, до чего же он обозлился, аж весь побледнел, чуть ли не впал в отчаяние.
— Не плачь! — посмеиваясь, сказал Август.
— Что бы мне послушаться жены и забыть сюда дорогу, — сказал лавочник. — Меня ободрали как липку.
— У тебя осталось обручальное кольцо.
— Да ты что! — вскричал лавочник.
— Давай на него и сыграем.
— Нет, вы только послушайте, что говорит этот безбожник! Да у тебя даже и эре нет, чтоб поставить.