– Ты сколько сахара обычно кладешь? – вежливо поинтересовался я, прожевав сладкое месиво.
– Три-четыре… а что? – Ольга удивлённо взглянула на меня. Я смерил взглядом объём кружечки и вздохнул.
– Нет… так… Можно сделать потише музыку? А то разговаривать мешает.
– Ладно, – Ольга вышла в соседнюю комнату, а я, быстренько заглотив оставшийся кусок печенья с мёдом, сразу запил его сырой водой из-под крана.
Когда Ольга вернулась, я мирно помешивал чай.
– Ну, о чём говорить будем? – спросила она.
– Не знаю.
– Кавалер должен развлекать даму. Чтобы она не заскучала.
Но, увы и ах! Развлекать я как раз таки не умел совершенно. Я, конечно, попытался (содрогаясь в душе от ужаса) пересказать пару увлекательных, на мой взгляд, историй, но по лицу Ольги довольно быстро понял, что произвожу впечатление если и не полного отморозка, то полудурка, во всяком случае, наверняка. То, что действительно занимало меня, ей было просто непонятно, а то, что казалось мне жутко смешным, у нее не вызывало даже вежливой улыбки. В конце концов, безжалостно скомкав финал очередной своей тирады, я совершенно неожиданно припомнил строчное и не терпящее отлагательства дельце, быстро натянул в прихожей родные туфли и, наскоро попрощавшись, кубарем скатился вниз по лестнице.
Отдышался я только через квартал. Солнце пекло макушку; по небу плавно плыла целая эскадра облаков, похожих на подгоревшие по краям оладья; а во рту у меня всё еще держался сладковатый привкус.
Мучительно хотелось сплюнуть.
Возвращение
Этот мир был ещё столь молод, что в нём водились драконы и другие вымышленные существа, расстояния измерялись полётом стрелы, а человеческая жизнь ценилась гораздо дешевле, чем рыцарская честь. Освещали же этот смутный, ещё не сформировавшийся окончательно мир сразу три солнца: Красное – огромное, но тусклое, всё изрезанное багровыми жилами, словно растрескавшийся глиняный горшок, Жёлтое – молодое и жаркое, похожее на пушистый клубок шерстяных ниток и Белое – самое маленькое, крошечная, но яркая горошина на практически всегда безоблачном небе. Морей здесь было меньше, чем суши, а пустынь и степей больше, чем лесов. Только на самом севере, по берегам Полярного моря, раскинулись заповедные дебри, чрез которые нельзя было продраться без помощи топора. И именно там, в небольшом рыбачьем посёлке, обнесённом высоким деревянным частоколом, жила простая девушка с ясными тёмно-серыми очами, русым волосом и округлым открытым лицом. Её немудреная девичья жизнь текла прозрачным, незамутнённым потоком – то весело и звонко скачущим по камням перекатов, то задумчиво медлящим над глубокими лесными омутами. Текла, пока не наткнулась однажды на старую мельничную плотину. Тяжкое, обросшее мхом колесо со скрипом сдвинулось с мёртвой точки и завертело каменные жернова.
В тот погожий предосенний день она отправилась собирать целебные травы. Отправилась одна, что, вообще-то, случалось редко. Все в посёлке знали, что самые лучшие травы растут у Драконьего логова, но собирать их там опасались – место слыло недобрым. Поэтому девушка долго и почти безрезультатно бродила по лесу и только на обратном пути, когда уже вечерело, вышла на опушку рядом с широким сухим логом, тянущимся с вершины Дозорного холма до самого моря. Внезапно внизу, на склоне, она приметила мерцающий огонёк. Костёр. Никто из их посёлка не стал бы разводить костра в столь сомнительном месте. Чужак же в этих диких краях, где одно селение отстояло от другого на сотни вёрст, всегда настораживал.
И всё-таки любопытство, этот извечный источник всяческих бед и напастей рода человеческого, взяло верх. Девушка никогда не видела человека не из своего посёлка, и ей очень хотелось посмотреть. Осторожно подобравшись поближе, она присела за кустом дикого шиповника, чрез ветви которого прекрасно просматривался весь лог. У ярко горевшего костра неподвижно сидел, почти спиной к девушке, мужчина в длинном плаще, скрывавшем очертания его фигуры. Лица также не было видно. Единственное, что бросилось в глаза и запомнилось девушке – это длинные светлые волосы, собранные сзади в косицу. Да ещё – лежавший на траве рядом с чужаком меч в простых кожаных ножнах.
Сообщение о каком-то чужаке, внезапно объявившимся в окрестностях посёлка, не на шутку встревожило всех его обитателей. С раннего утра, когда воздух ещё сыроват и мягок, как непросохший холст в мастерской художника, а звуки, запахи и краски от этого кажутся особенно, обострённо сочными, на единственной площади в центре селения шумел сероовчинный сход.